Георгий Мдивани - Солдат Иван Бровкин

— Ну ладно! Ладно! Иди!

— Значит, пошлёшь? — допытывается Евдокия Макаровна.

— Пошлю, только уходи… пока не передумал, — говорит Коротеев и, обмякнув, садится в кресло.

— Ухожу, ухожу, Тимофей Кондратьевич. Спасибо тебе, милый, помоги вдове воспитать сына… Он ведь у меня одна опора в жизни, — щебечет довольная Бровкина и выходит из комнаты.

— Хороша опора! — с усмешкой говорит Самохвалов.

Коротеев сердито смотрит в сторону окна и, соображая вслух, говорит:

— Куда бы его послать?

— Моё мнение такое… — начинает философствовать Самохвалов.

— А мне неинтересно твоё мнение, — перебивает его Коротеев.

Обиженно поджав губы, Самохвалов замолкает.

— Ага! Придумал, — оживился Коротеев. — Пошлю его в гараж мойщиком! К Захару Силычу. Тот ему покажет…

Из гаража выходит Захар Силыч, за ним — три шофёра.

В ряд стоят три колхозных грузовика. Вокруг них со шлангом в руке бегает весь мокрый Ваня; он старается одной струей мыть все три машины сразу, прицеливаясь шлангом, как из ружья.

— Ну и рационализатор! Все машины сразу мыть хочет, — иронически говорит один из шофёров.

Смеются шофёры, но хмурится Захар Силыч.

— Да, работничка тебе прислали, Захар Силыч, — издевается над ним шофёр.

— Наказание мне с ним, да и только, — сердито бросает Захар Силыч и окликает Ваню: — Эй, Бровкин!

Ваня поворачивается и, не выпуская из рук шланга, нечаянно окатывает с ног до головы Захара Силыча. Громко хохочут разбежавшиеся шофёры.

Перепуганный Ваня спускает шланг книзу и снова обдает Захара Силыча водой, смешанной с грязью.

Взбешённый Захар Силыч подходит к Ване и, схватив его за воротник, притягивает к себе:

— Ты что это, сукин сын, издеваться надо мной вздумал?

— Что вы, Захар Силыч… Это я нечаянно… — бормочет Ваня.

— «Нечаянно»… — недоверчиво повторяет Захар Силыч, отпуская Ваню. — Я тебе покажу «нечаянно»… Век помнить будешь…

Во время разговора Захара Силыча с Ваней шофёры быстро заводят машины и выезжают со двора.

Ваня бежит к крану, закрывает воду и, усталый, садится на скамейку.

К гаражу подходит Коротеев и, увидев мокрого с ног до головы и грязного Захара Силыча, иронически спрашивает:

— Ты что, моряк, так во всём обмундировании и купался?

— От такого ученика не то что купаться — утопиться впору, — отвечает Захар Силыч, зло скосив глаза на Ваню.

— Ну, как он? Помогает? — с усмешкой спрашивает председатель.

— Да что ты, Тимофей Кондратьевич, горе, чистое горе! Уберите его из гаража, иначе я за себя не ручаюсь! — взревел Захар Силыч.

— Ну уж нет, Захар Силыч, терпи! — смеётся председатель. — На тебя вся надежда. Ты, так сказать, последняя инстанция.

Говоря это, Коротеев садится в стоящую во дворе гаража машину и уезжает.

Захар смотрит вслед машине и, повернувшись к Ване, сердито цедит сквозь зубы:

— Ну ладно, раз я последняя инстанция, придется тебя исправить… Всю жизнь будешь помнить! — и, надвинув фуражку на лоб, вразвалку, походкой моряка, направляется к деревне.

Ваня тяжело вздыхает и, понурив голову, медленно идёт к гаражу.

…Он вытащил из груды старых покрышек свою заветную гармонь и, усевшись, растягивает меха. Перебирая ряды, он как бы жалуется ей на свою судьбу.

За стойкой — толстая, румяная буфетчица с круглым, как луна, лицом. Входит Захар Силыч.

— Моё нижайшее! Товарищ Полина… Полина… — он замялся, забыв отчество.

Полина, расплываясь в радостной улыбке, напоминает:

— Кузьминична, Захар Силыч!

Захар оглядывается и, видя, что поблизости никого нет, ласково берёт за подбородок Полину.

— Ах ты сдобная моя! Крошка моя!

— Ну, что вы! Какая я крошка, — жеманно говорит Полина, отмахиваясь от Захара.

— Потому и люблю тебя, что крошка, — настаивает Захар и тянется, чтобы поцеловать её.

— Что вы, Захар Силыч! Нельзя! Я при исполнении служебных обязанностей, — испуганно говорит Полина. — Что выпьете? Боржому или лимонаду?

— Нет, совсем не то… Дай-ка мне… грамм… двести с прицепчиком.

— В рабочее время? Что вы, Захар Силыч! — удивляется Полина.

— Да-да, в рабочее время! Я должен человека исправить.

Полина ставит на прилавок стакан водки и кружку пива.

Ваня всё в той же позе задумчиво играет свою любимую песню.

К гаражу подходит Захар Силыч. Он, видимо, на что-то решился. Размахивая руками, разговаривает сам с собой:

— Не извольте беспокоиться, товарищ председатель. Сейчас же займемся исправлением его в последней инстанции. Поставим на путь истинный… Только не судите меня!

Он подходит к дверям гаража.

Ваня, не замечая его, с увлечением играет на гармошке и тихо напевает песню, которую мы слышали в начале фильма.

Захар Силыч на цыпочках подходит к машине и, облокотившись на радиатор, как зачарованный, слушает.

Ваня с увлечением играет.

Захар Силыч растроган, на глазах его слёзы. Он тихо приближается к Ване. Ваня, только сейчас заметив его, вскакивает. Гармошка с жалобным стоном падает на землю.

Захар поднимает гармонь и, подавая её Ване, жестом просит сесть и продолжать игру.

Ваня покорно садится и шёпотом спрашивает:

— Что сыграть, Захар Силыч?

Захар обнимает Ваню за плечи и глядит вдаль.

— Давай, давай… мою… морскую!

Ваня играет и напевает:

Один из шофёров, Пётр, останавливает машину у гаража и кричит из кабины:

— Захар Силыч! Захар! Куда он запропастился?

Ваня играет и поёт; ему подтягивает сильно захмелевший Захар:

Кончилась песня. Захар Силыч целует Ваню.

— Душевный ты человек, Ванюша! Почему я тебя не знал раньше? Почему? Говори!

— Не знаю, Захар Силыч.

— Не знать такого человека! Позор!

Вбегает в гараж Пётр.

— Захар Силыч, я тебя всюду ищу.

— Петя, дорогой, причаливай к нашему берегу. Удовольствие получишь! — заплетающимся языком говорит Захар.

— Некогда мне, Захар Силыч! Связался чёрт с младенцем! — говорит Пётр и, безнадёжно махнув рукой, выходит из гаража.

Захар быстро поднимается с места и кричит ему вслед:

— Ещё неизвестно, кто чёрт, а кто младенец! — И, возмущенный, обращается к Ване: — Слыхал, как с начальством разговаривает.