Иван Василенко - Суворовцы

…В Суворовском училище Лялько ведет себя образцово. Бывают, конечно, и у него «погрешности», но они всегда благополучно устраняются. Вот что записал о нем в своем дневнике один преподаватель:

«На первой парте, прямо передо мной, сидит маленький, с плутоватыми глазами воспитанник. Он любит рыться в парте, перекладывать там откуда-то раздобытые гвоздики, дощечки, веревочки, надкусанное яблоко.

Как-то, в самом начале урока, я сказал ему строго:

— После урока зайдете ко мне в учительскую.

Остаток урока он сидел неподвижно.

Вскоре после сигнала явился встревоженный и смущенный.

— Я мог бы вас наказать в классе, — сказал я, — но не хотел подрывать вашего авторитета среди товарищей. Держите себя с достоинством. Вам понятно мое требование? С достоинством!

После этого он ведет себя безукоризненно».

— На пле-чо! — скомандовал пожилой худощавый офицер.

Отделение суворовцев, выстроенное на плацу, вскинуло винтовки. Штыки застыли в одной плоскости, будто вычерченные на бумаге. «Вот это выучка!» — подумал я. И очень удивился, услышав слова офицера:

— Плохо! Руку отрываете недостаточно резко. Отставить!

Он взял винтовку и с замечательной четкостью проделал ружейный прием сам.

Накануне я видел этого офицера во время встречи суворовцев со школьницами: с завидной легкостью он танцевал вальс. Я также наблюдал, с какой педантичной придирчивостью проверял он чистоту рук воспитанников во время утреннего осмотра.

— Это подполковник Остроумов, — сказали мне, — командир второй роты.

— А-а, командир второй роты! — воскликнул я, живо вспомнив песенку, которую распевали три школьника.

Об Остроумове, как о лучшем командире, я уже слышал. Он коммунист, прошел с боями от Новороссийска до Ковеля, у него два ордена «Красного Знамени» и орден «Отечественной войны». В свое время он окончил 2-й Московский кадетский корпус — тот самый, в котором учился известный писатель Куприн. Это меня очень заинтересовало: в «Положении» о Суворовских училищах сказано, что они строятся «по типу старых кадетских корпусов», а тут — носитель замечательных традиций.

Я познакомился с подполковником и в беседе о кадетских корпусах провел с ним интересный вечер.

— В кадетском корпусе, — говорил он, — нам с детства прививались навыки к опрятности и культурному поведению. Воспитанники прочно усваивали четкость и организованность военного режима. Они закалялись не только физически, но и развивали в себе настойчивость, волю.

— Конечно, — продолжал подполковник, — тогдашняя социальная обстановка порождала и уродливые явления в жизни кадетских корпусов, но она не могла заглушить в нас чувства преданности родине. Мы гордились боевыми традициями русской армии и до сих пор помним свою кадетскую песенку:

И, конечно, все знают, что:

— Лучшие традиции кадетских корпусов мы не только воскрешаем в Суворовских училищах, но и развиваем их. Подумайте, сколько новых возможностей дает наша эпоха в трудном деле воспитания. Взять хотя бы наш чудесный комсомол. У нас он — душа коллектива. Мы живем в сталинскую эпоху, и меня переполняет чувство гордости, когда я думаю, каких прекрасных офицеров социалистического государства мы воспитываем в наших Суворовских училищах.

И действительно, когда ближе узнаешь, как хорошо комсомол помогает своим воспитателям, то не можешь и представить жизнь училища без комсомола.

Преподаватель математики, старший лейтенант Петров, давно заметил, что охотнее всех подсказывает тот, кто сам плохо знает. Вот и на этот раз. Едва стоящий у доски воспитанник запнется, как с парты несется свистящий шопот. Ну, конечно, подсказывает Ш. Ах, этот Ш.!.. Он вспыльчив и несдержан. И никак его не убедишь, что эти качества не к лицу будущему офицеру. К тому же он частенько ленится, у него по трем предметам двойки. Вступил он в комсомол в числе первых, но это мало изменило его.

— Воспитанник Ш., — говорит преподаватель, — идите к доске.

Из-за парты выходит плотно сложенный, с блестящими черными глазами подросток, кажущийся значительно старше своих четырнадцати лет. И с первого вопроса преподаватель обнаруживает полное незнание урока.

— Вы часто подсказываете, даже тогда, когда сами не знаете, — говорит преподаватель. — Ставлю вам двойку.

Вот тут-то во всей полноте и сказалась необузданность характера Ш. Взмахом руки он сбросил со стола чернильницу, поднял с пола мусорный ящичек и бросил его в воспитанников. С криком: «Я знаю, знаю!» он вихрем вылетел из класса.

Такой поступок требовал самого строгого взыскания. Но преподаватель не спешил с ним, решив применить к Ш. «комбинированное» воздействие. Было созвано комсомольское собрание. Один за другим суворовцы резко осуждали поведение товарища. Краска стыда залила лицо Ш., когда поднялся самый младший комсомолец и сказал:

— Ш. старше меня, и я должен брать с него пример. А чему я научусь у него? Он дико ведет себя, учится плохо. Надо у него отобрать билет, чтобы нам за него не было стыдно.

Но Ш. не исключили из комсомола. От него потребовали изменить свое поведение и подтянуться по всем предметам. А родителям от имени всего собрания написали письмо. Взволнованный Ш. обещал точно выполнить решение товарищей.

После собрания старший лейтенант Петров сказал:

— Воспитанник Ш., вы совершили проступок, за который должны понести наказание. По приказанию командира роты, немедленно отправляйтесь в карцер.

И Ш. по-военному ответил:

— Есть отправиться в карцер!

Уже со следующего дня комсомол взял самоподготовку Ш. под свой контроль. Мальчик стал заметно подтягиваться. Вот только по русскому языку у него оставалась неудовлетворительная оценка.

Однажды Ш. вызвали на бюро комсомола, и он сделал подробный отчет, как выполнил решение собрания.

Когда узнали, что он очень любит поэму «Ануш», все стали просить рассказать ее содержание. Ш. охотно согласился, но он плохо знал русский язык и попросил дать ему срок для подготовки. С этого времени Ш. не расставался с учебником русского языка. У него завелась тетрадка, в которую он переписывал отрывки из Пушкина, Тургенева и Чехова.

А потом наступил день радости и для самого Ш. и для всех комсомольцев: в журнале преподавателя русского языка против фамилии III. появилась четверка.