Юрий Рытхэу - Люди нашего берега [Рассказы]

Кэнири вскакивает и оглядывается. Так и есть, льдина расколота пополам. На той половине — ружье, мешок, закидушка. Кэнири перепрыгивает через трещину, падает, поднимается, хватает вещи, но перепрыгнуть с ними обратно уже не решается. А ведь там остались и нерпы и посох. Да и побольше та половина, пожалуй. Но трещина с каждой секундой становится все шире, страшная, темная полоса воды лежит теперь перед Кэнири. Он и в первый раз не решился бы прыгнуть, если бы успел взглянуть на эту страшную полосу. Правда, она была тогда еще не такой широкой. Хорошо, что прыгнул сгоряча, не взглянув.

Кэнири быстро разматывает бечеву закидушки и бросает, не целясь. Острые железные зубья вонзаются в один из торосов на другой половине льдины. Бечева натягивается так туго, что звенит.

Если она сейчас оборвется — пропадет тогда Кэнири. Без закидушки ничего не сделаешь. Без нее и ружье ни к чему: убьешь нерпу, а выловить все равно не сможешь.

Туго натянутая бечева вонзается в руки. От напряжения у Кэнири пересохло во рту, дрожит все тело. Но вот… Темная полоса перестала расширяться, льдина остановилась… Да, да! Вот она постояла секунду, как бы в раздумье, и начала медленно приближаться. Бечева перестала врезаться в руки, провисла.

Когда полоса воды между льдинами стала совсем узкой, Кэнири перешагнул через нее. Проверил, на месте ли нерпичьи туши, бросил на лед мешок и устало опустился на него. Провел сухим языком по сухим губам, повернулся туда, где стояла лужица пресной воды, и только теперь заметил, что льдина раскололась как раз в том самом месте. Заветной лужицы больше не существовало, вода вылилась в море, запасы снега, собранные с такой тщательностью, тоже рухнули в море.

Из всего, на что может опереться нога человека, оставался под Кэнири лишь небольшой кусок льда. Небольшая льдина — вдвое меньше, чем та, которой он обладал еще час тому назад. Такая, что и двух солнечных дней не выдержит.

И ни капли пресной воды.

Третьи сутки носило Кэнири по Чукотскому морю. Берегов уже не было видно, Иногда он принимал за берега ледяные поля, видневшиеся на горизонте, но вскоре убеждался, что эти поля, как и его самого, несет могучее морское течение.

Небо было гораздо яснее, чем накануне. Это не предвещало ничего хорошего. «Надо менять кочевье, — думал Кэнири. — И как можно скорее».

Он решил при первой же возможности перебраться на более надежную льдину. Теперь у него уже был некоторый опыт. Но, как назло, за все утро поблизости не проплыла ни одна льдина, на которую стоило бы перебраться.

Кэнири плотно поел, но сразу же пожалел об этом: утолив голод, он еще сильнее стал страдать от жажды.

Один раз до него донесся отдаленный рев моржей. «Правду сказал Унпэнэр, — подумал Кэнири. — Ревут уже клыкастые. Как это Унпэнэр умудряется услышать их раньше всех? Почти каждую весну он их первым слышит Его бригада раньше всех начинает готовиться к промыслу».

Мысли Кэнири снова обратились к родному поселку, но сегодня они были менее веселыми, чем вчера утром. Уверенность в благополучном исходе не была уже такой твердой. Снова подумал он о дурной своей славе, и на этот раз опасения, нелепость которых вчера была ему очевидна, показались не столь уж нелепыми. Искать-то, конечно, будут, да весь вопрос в том — как искать! Если бы того же Унпэнэра унесло, или Ринтувги, или самого Вамче, так, пожалуй, давно бы их нашли. Не один вельбот послали бы, а все вельботы, все байдары, какие есть у колхоза.

Впервые с тех пор, как оторвало от припая льдину, Кэнири начинает томительно ощущать свое одиночество. Да, пожалуй, и за всю свою жизнь он впервые испытывает это чувство.

К полудню метрах в двадцати от него появилась льдина порядочных размеров, окруженная плотным кольцом битого льда. Кэнири метнул закидушку и оказался таким образом на буксире у этой льдины. Однако подтянуться вплотную он не мог: мешал битый лед — густая, кашицеобразная масса. Как ни старался Кэнири пробиться, разгоняя посохом эту массу, — ничего у него не получалось. Если и удавалось отогнать какой-нибудь кусок льда, на его место в то же мгновение устремлялось несколько других.

Но отказаться от своего намерения Кэнири не хотел: там, на большой льдине, еще лежал кое-где снег — это пресная вода! Сейчас для Кэнири это было важнее всего. Даже важнее, чем необходимость как можно скорее сменить утлый осколок на более надежное пристанище, которому не были бы так опасны лучи весеннего солнца, пригревавшего все чувствительней.

Среди массы мелкого льда было несколько льдин, которые могли, казалось, выдержать тяжесть человека. Кэнири решил перебраться по ним. Это было довольно рискованно, но другого выхода он не видел.

Размахнувшись, он перекинул на большую льдину охотничий мешок. Ружье надел через плечо, бечеву закидушки крепко привязал к поясу. «Пусть нерпы пока здесь остаются, — решил он. — Их и оттуда можно будет достать».

Несколько раз проверив посохом прочность и устойчивость ближайшей льдины, Кэнири прыгнул на нее. Потом на вторую, на третью. Когда до цели оставалось уже совсем немного, он поскользнулся, упал на колени. Льдина резко качнулась, и Кэнири соскользнул в воду.

Он барахтался в воде, покрытой ледяной крошкой, тщетно пытался ухватиться за большую льдину. Ружье и намокшая одежда тянули его книзу. Несколько раз он погружался с головой. Один раз ему долго не удавалось всплыть, будто волны уже навсегда сомкнулись над ним. Но он снова вынырнул, выплевывая горькую морскую воду, и снова барахтался — отчаянно, ожесточенно, из последних сил.

Бечева закидушки, привязанная к поясу, случайно попала ему под руку. Он не помнил о ней, он вначале отдернул руку, чтобы не запутаться. И только тут понял, что бечева может спасти его. Проворно работая руками, он стал перехватывать бечеву, с каждым движением подтягиваясь к большой льдине все ближе и ближе. Он снова ушел под воду, но и там, сжав зубы, продолжал перебирать руками, пока они не коснулись края льдины.

Наконец он вылез и, тяжело дыша, лег на лед лицом. Изо рта его, из носа и ушей текла вода. Ломило голову, особенно — затылок. Все лицо и руки были исцарапаны битым льдом, из царапин сочилась кровь.

Переведя дыхание, Кэнири прополз несколько шагов и стад жадно грызть слежавшийся снег.

Потом он повернулся на спину и хотел немного отдохнуть, но мокрому, во всем мокром, ему было так холодно, что он нашел в себе силы встать и раздеться догола.

Озябшее тело было жестким, синеватым. Кэнири растер себя снегом и сразу согрелся. Затем он высвободил закидушку, железные зубья которой глубоко вонзились в лед, и, натянув бечеву между двумя торосами, развесил одежду. Оттянутая тяжелой, мокрой одеждой, бечева сразу провисла.