Александр Бек - Талант (Жизнь Бережкова)

«С Бережковым:

1) «Д-24»…»

Странно… Что это могло бы означать? Неужели?..

Новицкий подошел к столу с той же стороны, где стоял я.

— Уже смотрите? — произнес он и прихлебнул крепко заваренного дымящегося чаю. — Садитесь…

Он расположился напротив меня, поставил стакан, потянулся к атласу, придвинул его на край стола. Да, на листе был изображен главный разрез моего мотора. Новицкий сказал:

— Что же мы, Алексей Николаевич, будем делать с этой вещью?

— Не знаю… Как вам известно, вопрос о ней решен. Стоит пока в сарае под замком.

— Да, я там был, смотрел… Стоит в углу… Но по-хозяйски ли это? Новицкий опять пригубил чаю, взял папиросу, закурил. — Конечно, Алексей Николаевич, назад нам ничего не повернуть. Да и не надо. Наверное, вы теперь и сами понимаете, что это, — он мягко постучал по чертежу, — это была романтика… Обреченная затея.

Я молчал. Удобно сидя в кресле, выпуская дым, он продолжал:

— Очень хорошо, что вы это понимаете… Сейчас я вам могу сказать, что я был с самого начала против того, чтобы предназначать Волжский завод для выпуска вашего мотора. Надо было сразу пойти к варягам. Но не послушали.

Он говорил дружелюбно и несколько покровительственно, словно поучая меня уму-разуму. Вспомнилась его усмешка, когда он два года назад, на конференции по сверхмощному мотору, заявил: «Я предпочел бы начать с иностранной модели». Неужели он действительно был тогда умнее всех? Все видел наперед? Но подмывало воскликнуть: «Что же, значит, не надо было и браться?!» Однако я снова промолчал.

— Не послушали меня, — продолжал Новицкий. — И все уже не то… Завод испорчен. Ставили оборудование для одного мотора, выпускать будем другой. Приходится многое переоборудовать, закупать новые станки…

— Какие же? — проговорил я.

Волжский завод был безвозвратно потерян для нашего «Д-24», и все-таки я со щемящим любопытством спрашивал, что делается там. Новицкий тоже еще в какой-то мере жил неостывшими мыслями о Моторстрое и, немного брюзжа, рассказал о новом оборудовании, закупленном для завода. Потом оставил эту тему.

— У нас с вами, Алексей Николаевич, теперь свои заботы. Что же мы будем делать с этим наследством, а?

Он взял со стола большой синий карандаш и опять постучал по чертежу.

— Насколько я знаю, — вновь заговорил он, — у вас самые слабые части вот и вот… — Он показал карандашом клапаны и некоторые другие детали. Думали вы о том, чтобы решить этот вопрос кардинально? Попросту — все отяжелить.

— Думал. Безнадежно.

— Почему?

— Потому что… Ну, вам же понятно… Тогда меняются все габариты. Получится слишком тяжелая машина.

— Что же, пусть будет тяжелая… Сделаем двигатель для глиссера. Военные моряки такие суденышки соорудят, если получат этот мотор, что… Я у них уже побывал, позондировал… А? Возьмемся за это, Алексей Николаевич? Вытащим мотор?

— Для глиссера? — протянул я.

В один миг мне стало ясно, что Новицкий действительно отыскал способ вытащить из могилы нашу вещь. Конечно, это уже будет не то, о чем мечталось, не мотор для авиации… Ну, бог с ними, с мечтами. А это впрямь реальное дело. С таким мотором — да, да, его можно отяжелить — военные торпедные катера будут лететь, как пуля. Какой он, однако, молодец, этот Новицкий!

А он уже взял атлас на колени и обвел синим карандашом, грубо усилил уязвимые части. Потом, перекидывая страницы, задерживаясь на некоторых, высказал несколько мыслей о том, какие перемены в конструкции повлечет за собой это усиление. Тем же карандашом, уверенным, твердым нажимом, он то исправлял чертежи, то ставил знаки вопроса или другие заметки. Я охотно вступил в обсуждение. Нельзя было не признать, что со мной разговаривает специалист, вполне технически грамотный, находчивый, очень энергичный.

Захлопнув атлас, он сказал:

— Вот, Алексей Николаевич, и проясняются наши перспективы. Проведем это через Госплан, включим в пятилетку института…

Перечеркнув обложку, он там написал: «ГД-24». «ГД» — значило «глиссерный двигатель».

— Одну нашу задачу мы, следовательно, утрясли, — продолжал Новицкий и протянул мне атлас. — Пожалуйста, вам и книги в руки.

Я охотно принял это задание. И опять с уважением посмотрел на своего директора. Да, абсолютно реальная вещь! Итак, у меня на счету будет уже два мотора — тракторный в шестьдесят сил и этот, глиссерный. Неплохо!

— Второй вопрос у меня к вам, — сказал Новицкий, — это пятилетка института. В частности, по вашему отделу. По существу, в данный момент ее нет…

— Конечно, Павел Денисович, это так…

— Вот мы и должны ее сверстать. Кстати, на днях начинает работать комиссия по пересмотру пятилетнего плана всей авиапромышленности. Заводы принимают на себя дополнительные обязательства. Спрашивается: а институт? Что институт даст промышленности в этой пятилетке?

Я неуверенно проговорил:

— Это вы относительно сверхмощного мотора? Но я не представляю себе…

— Чего? Проблема, по-моему, совершенно ясна.

— Как же ясна? Если бы мне предложили сейчас сконструировать еще один сверхмощный мотор, то… Не знаю, Павел Денисович… По атому вопросу у меня нет никакой ясности.

— Проблема, по-моему, совершенно ясна, — повторил Новицкий. — Для того-то мы и строим ЦИАД, вкладываем сюда сотни миллионов рублей, чтобы взяться серьезно за создание советского мощного мотора. Будем решать эту задачу основательно, солидно, без преждевременных попыток завоевать голыми руками высоты техники… Сначала соорудим наш новый институт-завод, а уже потом…

Я слушал и кивал, соглашаясь с Новицким. Проблема как будто и впрямь становилась ясной.

— Со сверхмощным мотором мы выйдем в следующем пятилетии, — продолжал Новицкий. — Выйдем без истерических рывков, наверняка. И, пожалуй, никто нас не обгонит.

Он рассказал, как обстоит дело с работой Макеева и младшего Никитина. В процессе постройки этого мотора «Д-25», основанного на интересном конструкторском принципе максимальной гибкости, обнаружились чрезвычайные технологические трудности. Доводка, как и у нас, затянулась на годы.

— Таким образом, мы с вами должны, — говорил Новицкий, — в этой пятилетке взять на себя иные обязательства. Надо, чтобы промышленность почувствовала помощь института…

Продолжая разговор, мы наметили несколько серьезных задач: в частности, переделку на воздушное охлаждение мотора «Испано», который все еще выпускался на одном из заводов. Это вместе с «ГД-24» уже составляло достаточную нагрузку для моего отдела.

— С этим мы выступим, — сказал Новицкий, — в комиссии по пятилетнему плану. По крайней мере, все это реально…

Он опять покровительственно улыбнулся. Меня это снова немного покоробило. Понимал ли я тогда, что Новицкий, этот несомненно очень сильный человек, способный работник, в чем-то, говоря нашим профессиональным языком, все-таки «недобирал»? Как вам сказать? Конечно, при всех его достоинствах ему явно не хватало того, что он называл романтикой, не хватало какого-то взлета, дерзновения. Но ведь в те дни и я, как вам известно, внутренне отказался от дерзаний. И поэтому внимал без возражений, учился уму-разуму.