Альберт Беляев - Чайки садятся на воду

Буксир шел поперек хода волны, и потому ходовые огни его на мачте кланялись поочередно, описывая быстрые полукружья. Пузатый и широкий, он зашел «Кильдину» с носа и двинулся навстречу по правому борту малым ходом. Когда корабли поравнялись, с буксира выстрелила пушка, и на палубу «Кильдина» на редкость удачно лег прочный тонкий трос. Его быстро обнесли по борту на корму, провели в клюз и намертво соединили с толстым буксирным канатом. Шулепов застопорил машину. Потом все ощутили, как дрогнул «Кильдин», как оглушительно и часто застучали по корме волны и пронзительно завыл ветер.

Спасатель натянул канат и потащил «Кильдин» навстречу ветру и волнам.

— Ну, теперь только бы выдержал буксир, только бы не лопнул, — вздохнул на мостике Шулепов. — А то ведь еще пару часов — и нас бы выбросило на берег. Тимофей Андреевич! — позвал он второго помощника. — Вам придется нести вахту на мостике. Старпом и третий будут на палубе следить за буксиром. Берите радиопеленги и почаще наше место определяйте.

…Шлеп-шлеп, шлеп-шлеп… — мерно шлепали по корме волны, и вдруг бух-х, и «Кильдин» судорожно вздрагивал, а корма скрывалась под волной.

Потоки воды прокатывались к средней надстройке, заполняя всю кормовую палубу вплоть до планшира фальшборта и потом долго выплескивались через полупортики обратно в море.

После каждого такого удара с кормы по телефону докладывал старпом: «Буксир на месте. Все в порядке».

«А как же люди? — думал Тимофей. — Как там они, на корме? Ведь укрыться им негде, от волны негде там спрятаться. А вода ледяная…»

Когда через три часа Тимофей нанес точку на карту по радиопеленгам, он не поверил своим глазам — она оказалась совсем рядом с предыдущей. Полторы мили за три часа! Впрочем, и то хорошо, хоть от берега немного отдалились.

Прошло еще три часа, и еще четыре… Медленно, но неуклонно буксир тащил «Кильдин» от берегов Новой Земли. 16,5 мили от берега… 19 миль… 23 мили…

К утру следующего дня подошел еще один спасатель — из Мурманска, завел второй буксир на корму «Кильдина», и гуще засвистел в снастях встречный ветер, чаще зашлепали волны по корпусу.

У острова Харлов, под его крутыми высокими берегами спасатель из Мурманска завел трос на нос «Кильдина». Военный буксир, пожелав гудками доброго пути, повернул на свою базу. Теперь «Кильдин» мог подработать своей машиной. Шторм уже не страшен.

…Вся команда «Кильдина» стояла на палубе, всматриваясь в приближающийся причал.

— Смотри, сколько народу пришло нас встречать! Только оркестра не хватает. А машин сколько! Вот это встреча! — возбужденно шептал на ухо Тимофею третий помощник.

И верно, причал был забит народом. А насчет оркестра ошибся третий, и оркестр тоже был.

Забегали, задвигались по палубе матросы, что-то кричали встречающие, кто-то не выдержал там, на причале, заплакал в голос, и засморкался кое-кто на палубе «Кильдина»…

А потом все перемешалось на палубе: и начальство, и встречающие друзья, и родственники, и матросы, и кочегары…

И когда через мегафон капитан попросил команду построиться на носовой палубе, странный получился строй. С детьми, с женами, со стариками встали перед Шулеповым в одном строю члены его экипажа.

Шулепов взглянул на начальника пароходства. Тот кивнул головой, ничего, мол, сойдет, тут все одна семья. Бурмистров достал лист бумаги и зачитал приказ по пароходству: благодарность экипажу «Кильдина» за проявленное мужество и стойкость в борьбе со стихией. Каждый член экипажа был назван в приказе поименно. И каждому члену экипажа от имени министра Бурмистров вручил именные часы с надписью:

«За мужество на море».

Через три дня, как и было назначено, моряки с «Кильдина» собрались в кабинете начальника пароходства. В парадной форме они сидели за длинным столом, уставленным бутылками с минеральной водой, бутербродами и фруктами. Стаканы с круто заваренным чаем медленно исходили паром.

Бурмистров пошутил:

— Товарищи, это не натюрморт, на который можно только смотреть. Пожалуйста, не стесняйтесь!

Все сразу задвигались, зазвенели ложечки, зазвякали тарелки.

Капитан Шулепов сидел рядом с начальником пароходства и ревниво оглядывал свой экипаж. Все как будто нормально — все трезвые, подстриженные, при галстуках, хмурых нет… Он смотрел на знакомые лица и думал о том, что вот и пришло время расставаться. Они еще не знают, а Шулепову уже сказали, что «Кильдин» ставят на капитальный ремонт. Это года на два-три. Людей придется направить на другие суда. Пока временно, как он надеется, потом он попробует опять их собрать в один экипаж.

Шулепов так погрузился в свои мысли, что не расслышал, о чем завязался разговор у Бурмистрова с моряками. А тот сообщил им о решении пароходства и стал расспрашивать каждого о планах и намерениях. Одни нуждались в отпуске — Бурмистров согласно кивал и делал пометку в списке экипажа. Другие не возражали перейти на новые пароходы — и Бурмистров обещал сделать это. А боцман, старый морской волк Горлов, неожиданно попросился в отставку.

— Я дважды уже тонул, Николай Иванович. Первый раз — когда немцы торпедировали «Стрелу» у Медвежки… Двое нас тогда только и осталось, я да буфетчица Полина… Второй раз…

— Знаю, Василий Серафимович, знаю про второй раз, — тихо перебил боцмана Бурмистров.

— Второй раз, — тем же ровным голосом продолжал боцман, — тонули вместе с вами и с капитаном Шулеповым, когда на мину напоролись у Святого носа… Тоже спаслось немного, двенадцать из сорока восьми… Третий раз не хочу судьбу испытывать, да и стар уже, тяжело такие катавасии, как эта последняя, переносить стал. Сердце сдает, — виновато закончил он.

Бурмистров тронул боцмана за плечо и проговорил:

— Я понимаю вас, Василий Серафимович. Вы послужили флоту честно и так, как дай бог каждому из нас служить. Только зачем увольняться из флота? Пойдете в мореходку учить молодежь? Очень ваш опыт пригодится там. И просят они вас, именно вас.

— Ну какой я учитель? — смущенно проговорил боцман.

— Не учителем, а руководителем морской практики курсантов. Зимой будете учить матросскому делу, а летом либо в отпуск, либо с курсантами на практику: на учебном корабле плавать.

— Подумаю, — серьезно ответил боцман.

— А вы, Тимофей Андреевич? — повернулся к Таволжанову Бурмистров. — Вы бы куда хотели?

— Я хочу продолжать службу на судне.

— «Кильдин», как вы знаете, становится на капитальный ремонт. Надолго. На пару лет. Чего вам, молодому, торчать на ремонте? — грубовато сказал Бурмистров, сосредоточенно разминая папиросу.

Тимофей растерянно посмотрел на него.

— Понимаю. Тогда, конечно, можно на какой-нибудь другой пароход направить… — неуверенно начал он.