Сергей Снегов - В глухом углу

— Откуда взял эту глупость?

— Да, глупость! Говори тоже! Все знают. Ого-ого, вот бы в Москву написать!

— Может, переведешь свое мычание на человеческий язык? Что написать? Кому? О чем? Выпусти вторым популярным изданием со списком опечаток!

— Не опечатка, а факт. Верка твоя каждый вечер с Мишкой, а вчера пропадали в лесу — и снега не побоялись!

Георгий снова взялся за газету. Замечательная статья потеряла три четверти своего интереса.

— Подглядывать, что делают соседи, стыдно, за это в угол ставят.

Саша ухмыльнулся.

— Меня поставят, а тебя обставили.

— Запомни на будущее, Сашок, еще не родился тот, кто меня обставит. Просто сам я разъяснил на пальцах, что депутат семейного совета или дурак поневоле из меня не получится. Муж-герой — не моя стихия.

Спокойствия его хватило лишь на отпор брату. Георгий знал, что Миша ухаживает за Верой, они часто танцевали в клубе. Но чтоб стали уединяться в лес — нет, тут что-то не так! Вчера как раз забушевала первая, пока еще теплая метель, что же, они шлялись там в снежной завирухе? На Веру мало похоже, чтоб она не посчиталась с погодой, другой такой мерзлячки не сыскать, вранье все это, вранье — Сашкины разговоры! Кто-кто, а солдат мне не соперник, рылом не вышел! На время Георгий успокоился, потом тревога возвратилась. Он понял, что надо первому искать примирения.

Прогулка в снегопад по лесу даром Вере не прошла — она слегла. С наступлением зимы она часто прихварывала. На этот раз Веру хотели положить в стационар, она не далась, чтоб не «разбаливаться», как объясняла Наде. Георгий отпросился на руднике и пришел днем, чтоб не помешали разговору. Вера вздрогнула и приподнялась на кровати, когда он вошел.

— Здравствуй, Верочка! — сказал Георгий, присаживаясь на табуретку. — Вид у тебя ничего.

Вера исхудала и подурнела, в ней мало что сохранилось от прежней вызывающей нарядности. Она перестала красить ресницы — на ветру со снегом никакая краска не держалась, губы были не то серые, не то бурые, они почти не отличались от щек, глаза, большие и неподвижные, потеряли блеск. Вера поглядела этими странными глазами на Георгия и проговорила:

— Чего ты, собственно, пришел?

— Как — чего? — Георгий придвинул табуретку поближе. — Старый друг лучше двух подруг. Интересуюсь здоровьем…

— Здорова! — сухо сказала Вера. — Больше тебе знать нечего.

Минуту он собирался с духом.

— Можем мы с тобой поговорить по-товарищески?

— Не о чем нам говорить.

— По-моему, о многом… Ходят слухи, что у тебя новое увлечение.

— Ах, вот что! Тебя волнуют эти слухи?

— Волновать не волнуют, а занимают… Любопытно, как на деле?

— Мои дела касаются меня и моих близких. С чужими делиться не собираюсь.

— Уже не близкий? Ладно, не навязываюсь… Сказать все же можешь, что происходит?

— Ей-богу, надоел! С чего мне с тобой откровенничать?

Разговор вышел не такой, каким он намечал его, самое лучшее было бы прекратить его и уйти. Уйти он не мог.

— Постой, постой! Давай все точки расставим… На меня тебе обижаться нечего — честно ждал, пока образумишься. А ты, выходит, от меня к другим? И с кем, спрашиваю? Если на Мухина польстилась, так чего ждать от тебя завтра?

— Зачем же ждать до завтра? — ответила она с горечью. — Были, были, многие уже были, не один Мухин. Удивляюсь, как ты не увидел. Впрочем, ты такой — видишь одного себя, где тебе других замечать!

— Речь не обо мне. Надо выяснить, кто ты такая?

— Нет, не надо! — воскликнула она, снова приподнимаясь на постели. — Я — ясная, что обо мне? И о тебе нечего разбалтываться, ты тоже ясный. Ни минуты не сомневалась, что от всего отречешься, еще меня обольешь грязью. — Она с рыданием прокричала — Хоть бы капля порядочности, одна капля, нет, грязь, грязь!

Он так низко наклонился над кроватью, что Вера, замолчав, откинулась на подушку. Ей показалось, что он ударит ее.

— Нет уж, поговорим о тебе! Обо мне ты высказалась, что я непорядочный, пусть! Ты, конечно, порядочная — без загса, в одну любовь, крутить не можешь! Тебе только мужа подавай! А сама ты в жены годишься? У тебя же половая слабость — никому отказать не можешь. Таких порядочных мне и даром не надо!

Вера отвернулась, спрятала лицо. Она тряслась, всхлипывала, что-то бормотала. Бешенство еще клокотало в Георгии. Он не выговорился, беспощадные слова рвались наружу — он стиснул губы. «Что же мне?.. — невнятно твердила Вера. — Что же мне?..» Георгий скверно выругался и вышел. Из-за двери донесся новый взрыв рыданий.

Он стоял в полутьме коридора. Коленки противно подрагивали, в висках стучало. С Верой все было покончено, обратной дороги к ней не существовало. Она лежала на кровати в пяти метрах, легче было преодолеть пять километров горных высот, чем перешагнуть эти немногие метры. Не они первые расстаются в мире, жалеть особенно не о чем. Но можно было расстаться по-хорошему, спокойно, с усмешкой и шуткой, раз уж это стало неизбежно. Они расстались скверно и мерзко, не так надо было, не так! Его мутило, он словно наелся дряни.

В барак вошел Миша. Он с изумлением посмотрел на Георгия и собирался пройти к себе. Георгий схватил его за плечо.

— Верка ждет тебя. Торопись, пока девчат нет. Миша сдернул его руку. Он тяжело задышал.

— Ты, кажется, ищешь ссоры, Георгий?

— Ссоры? Не из-за чего ссориться. Иди, иди, не стесняйся. Я вам не помешаю.

Он хлопнул дверью выходя. Миша, помедлив с минуту, постучал к Вере. Вера плакала, вытирая лицо полотенцем. Миша поднял отброшенный Георгием табурет и придвинул его к кровати.

— Верочка, что у вас вышло с Георгием?

Она всхлипнула.

— Не знаю… Вдруг пришел и стал приставать — с кем гуляю, где гуляю…

— Негодяй! — сказал Миша. — Мало его воспитывали в колонии! Хочешь, я его по-серьезному проучу?

Вера, пораженная, смотрела во все глаза.

— Ты? Он же свернет тебя в узелок и повесит на сучке, как веревку, если полезешь с кулаками!

— Я не о драке, — разъяснил Миша. — Надо вынести его обращение с тобой на суд общественности.

Вера презрительно покривилась.

— Спасибо уж! Не люблю полоскать на людях грязное белье.

Она откинулась на подушку, уставясь заплаканными глазами на стену. Миша снова заговорил:

— Верочка, как твое здоровье? Может, в самом деле, ляжешь в больницу?

— Еще чего? Завтра буду здорова. Мы слишком много времени провели в лесу.

— Я же говорил — лучше посидеть в клубе. Ты сама хотела куда-то подальше.

— Я хотела показать тебе красивые лиственницы, около нас таких нет. С этими глупостями покончено. Больше — никаких далеких прогулок!..

Миша заговорил о том, что всего интереснее ходить в клуб, там в этом месяце — обширная программа культурно-массовых мероприятий, не одни танцы и картины, как до сих пор. Из Красноярска запрошены лекторы по международным и научным проблемам, прилетят артисты эстрады — будет интересно, ей понравится! Вера слушала его, прикрыв веки. Ему показалось, что она впадает в сон, он заговорил тише. Она вдруг прервала его: