Юрий Платонычев - А дальше только океан

— Хватит, Фаина Степановна! — прервал Ветров, отбрасывая со лба вечно мешавшую прядь, и отодвинул на край стола календарь на тяжелой подставке. — Разговор не о недостатках других, а о вас. И прошу выбирать слова. И не только для меня — ваши дети в таком возрасте, когда впитывают все как губка. Для Генки ваша ругань уже не прошла бесследно. Да и бить по голове чем попало он у вас научился.

— А чего особенного?.. — Густо накрашенные брови Молокановой с удивлением взметнулись кверху. — Иногда и стукну сгоряча. Нас самих так воспитывали, ничего — выросли!

— Вырасти-то выросли… — мрачно проговорил Ветров. — Но вот скажите откровенно, вы собой довольны?

— Уж какая есть! — горячилась Молоканова, ее лицо опять перекосила ухмылка. — Чему хорошему могла я научиться у отца-пьянчужки? А я к своим детям всей душой!..

— По ним что-то незаметно. По квартире тоже.

— Знаете, это наше личное дело!

— Нет, не так! — жестко возразил Ветров. — Судьба Алексея Ивановича нам не безразлична. Как я понимаю, только ради детей он и пытается сохранить семью.

— Неправда, меня он тоже любит!

— Любовь, не подкрепленная уважением, быстро гаснет, а вы сами ее просто-напросто убиваете.

Наклеенные ресницы вспорхнули, как потревоженные птицы, открывая круглые испуганные глаза.

«До чего на Генку похожа! — поразился Ветров. — Глаза — копия. Видно, запуталась по глупости. Теперь надо действовать решительно, вытягивать ее из болота, пока не поздно, пока она еще может глядеть вот такими глазами».

Он встал и сурово проговорил:

— В общем так: или вы образумитесь, или, заявляю с полной ответственностью, будете выдворены из городка в двадцать четыре часа!

— У вас нет такого права!

— Обратимся к командованию, — Ветров словно выносил приговор. — Наш городок закрытый, и разлагать молодежь вам не дадим. Этот разговор считайте предупреждением — первым и последним!

Откровенный испуг согнал с лица Молокановой остатки бравады.

— Валентин Петрович… Верьте мне… Я…

— Все! Разговор закончен. До свидания.

Хорошо идти по бетонке, да еще домой! Спуск к берегу длинный, пологий, широкий. Идешь, а перед глазами бухта, чуть правее — океан. Неоглядная синяя равнина ласкает взор и будто притягивает: вниз так и несет.

Павлов с Ветровым, как всегда, поначалу безмолвствуют: за полдня накомандовались, набеседовались, в общем, наруководились, надо с мыслями собраться.

С утра был туман, такого давно не было. Густой, холодный, непроглядный. Теперь туман отступил, его белесая стена уже далеко за входными мысами, а сверху солнце — яркое, слепящее, греющее. Земля просыхает, парит, одаряет грибными запахами, прелью…

За спиной послышались шаги. Торопливые, робкие, настигающие. Оглянулись — Самойленко.

Чего это он? Даже по дороге на обед нельзя от службы оторваться!

Павлов вспомнил, что он и сам нынче хотел вызвать капитан-лейтенанта. Выходит, на рыбака и рыбка…

— Что стряслось?

Командирский вопрос словно придержал Самойленко.

— Я насчет… — начал он несмело, спотыкаясь на ровном месте. — Насчет академии и насчет отпуска.

— Подловил-таки! — укоризненно сказал Ветров, хлестко щелкнув пальцами.

— Академия и отпуск… — медленно процедил Павлов, критически разглядывая Самойленко. — Мне вас тоже кое о чем надо спросить, но сначала послушаю. Так куда, когда?..

— В военно-морскую, этой осенью. — Самойленко оживился, довольный, что командир согласился выслушать его на ходу. — Еще отпуск дополнительный на подготовку…

— Все? — Павлов свернул с бетонки к берегу, за ним потянулись его попутчики. — Сколько же лет прошло после окончания училища?

Самойленко сразу сник, будто невесть когда, даже трудно вспомнить, закончил училище, щеки его закраснелись.

— Пять, шестой пошел…

— А здесь давно?

— Второй год пошел… — Самойленко выдавливал слова, видно, горло у него перехватило. — До того — в центральном управлении…

— Не маловато ли настоящей флотской жизни пришлось на вашу долю?

Самойленко зарделся пуще и чуть слышно произнес:

— Маловато, конечно, но годы идут…

— Годы! — в разговор включился Ветров. — Годы идут, а служба стоит! До академии вам еще стоило бы послужить… Интересно только, когда вы за службу возьметесь?

Самойленко отчужденно покосился на Ветрова и ничего не ответил. Да и что отвечать?.. Вспомнилось, как своими и чужими стараниями добивался назначения в управление, как добился, а потом пожалел, стал проситься на корабли, и чтоб в отдаленные районы — хотелось льготных годочков набрать; на корабль не попал, сюда попал, так целый год и мается.

Валуны сменились галькой, которая незаметно переходила в песок. Серый, темный, вовсе непохожий на песок Приморья или на дюны Рижского залива. На песке — сплошь чайки. Сонные, медлительные, гордые. Они нехотя ворочали головами, нежились на солнце, отогревались. Им тоже надоел туман. Офицеры проходили неподалеку от кромки воды, ступали осторожно, боясь потревожить притихших птиц.

— Так как вас проверял Бучинский?.. — Павлов возвращал Самойленко из плена воспоминаний к заботам сегодняшнего дня.

Несмотря на обещание обойтись без зачетов, дотошный Бучинский все-таки устроил торпедистам тщательную проверку, хотя и сделал это под видом беглого опроса, когда они готовили контрольные приспособления.

Самойленко насупился, ему не хотелось рассказывать о неприятной истории.

— Знаете, что ответил Бучинский на мой вопрос, можно ли допускать Самойленко к приготовлению торпед?.. — Павлов решил «помочь» капитан-лейтенанту. — Бучинский ответил: «Можно, если за спиной у Самойленко будет стоять Городков». Стыд для офицера!

Самойленко был уже не рад, что обратился к командиру с просьбой об учебе. Положа руку на сердце, он никак не связывал свои нынешние дела-делишки с академией, полагая, что их повседневная суета — одно, а учеба — совсем другое.

«Умник, сунулся к командиру до обеда!» — казнился он, что нарушил одну из «морских заповедей»: на голодный желудок не тревожить начальство.

— А что вы вчера ответили адмиралу? — Павлов смутил Самойленко еще одним вопросом.

Вот за это капитан-лейтенанту и в самом деле совестно. Адмирал проезжал мимо пирса, где Самойленко с матросами укладывали металлолом, и спросил, когда они закончат укладывать, мол, надоело созерцать беспорядок. Самойленко возьми да и ответь, что тут не он, а Городков отвечает.

Ну и рассердился адмирал: что это, мол, за капитан-лейтенанты пошли — ни за что не отвечают. Получилось даже хуже, чем с торпедой, когда перед Жилиным спасовал и за городковскую спину пытался юркнуть.

Самойленко не нашелся, как и объяснить Павлову эту свою промашку.