Нора Адамян - Девушка из министерства [Повести, рассказы]

— Это я даже не понимаю, — говорила она, — какие-то у вас необоснованные претензии. Как же в прошлом году… ведь были определенные условия…

— Год на год не приходится, — отвечал Иван Петрович. — Да я скосить не отказываюсь. Вхожу в положение. Только деньги платить — это уж нет!

— Ну, а сколько же все-таки? — допытывалась Зоя Глебовна.

Из чулана с корзинкой в руках вышла Лиза. Она неторопливо поднялась на крыльцо и улыбнулась матери:

— У тебя, кажется, опять молоко убежало.

Зоя Глебовна бросилась на кухню.

— Можете косить, — с той же улыбкой обратилась Лиза к человеку в сапогах. — Давайте мне восемьдесят рублей — и косите. А не то Матвей скосит.

— Это какой же Матвей, зареченский, что ли? — недоверчиво спросил Иван Петрович.

Он еще потоптался у крыльца, попросил спичку прикурить, удостоил вниманием наши сборы.

— Моя баба вчера кошелку насилу дотащила. За реку ходила.

— Белых?

— Сколько-то и белых… Так как же теперь? Косить, что ли?

— Только деньги заранее, — приветливо предупредила Лиза.

— Нет, так не пойдет, — отмахнулся Иван Петрович и ушел. От калитки он решительно вернулся:

— Четвертную, так и быть.

Лиза не удостоила его ответом. Она повернулась ко мне:

— Я тоже пойду с вами по грибы.

Катя запрыгала.

— У вас опять переменились планы? — спросила я.

— Переменились, — светло улыбнулась девушка.

Борис и Толя сидели в комнате, углубленные в переплетения зубчатых колесиков, пружинок, тоненьких рычажков. Перед ними лежали какие-то справочники и том старой энциклопедии. Поджав губы и прищурив глаза, Толя говорил:

— Этот шварцвальдский крюковый ход штука в общем простая…

А Боря бубнил свое:

— Я настаиваю на кодрактуре. Кодрактура шалит.

Наташа сообщила мне громким, проникновенным шепотом:

— Если бы придира позволила разобрать все до винтика, они непременно починили бы!

Лизочка не вошла в дом. Она стояла у цветника, вертела в руке соломенную шляпу и сочувственна слушала сетования Клавдии Андреевны:

— Без этих часов дом точно пустой. Проснулась ночью, лежу, лежу и не могу понять, который час. Не слышу музыкального звона и, можете поверить, тоскую. Уеду сегодня в город.

Лиза кивала головой:

— Да, да, конечно, когда привыкаешь…

Услышав ее голос, Боря насторожился.

— Мы, пожалуй, не станем вам мешать, пойдем без вас, — сказала я, — уж занимайтесь делом.

— Ну кто же в такую погоду сидит в комнате! — донесся Лизин голос.

— Толька, как? — нерешительно опросил Борис.

— Длительный перекур. Компания в сборе, а часики от нас не уйдут.

Мы вышли на дорогу и стали обсуждать маршрут. Борис и Толя знали все грибные места. По их словам, в зареченском лесу белых грибов больше, но зато в Лисий бор ходит меньше народу. Кате почему-то хотелось за реку. Она ссылалась на Ивана Петровича и орала:

— Его баба еле кошелку притащила!

— Значит, нам ничего не осталось, — резонно заметила Лиза.

И мы пошли в Лисий бор…

У железнодорожного шлагбаума стрелочница укоризненно сказала:

— Вас и грибы-то все перепугаются. Разве такой оравой ходят? Разбиться надо.

Лиза протянула свою корзинку Борису:

— Мы с Боречкой в компании.

— А Толя со мной, Толя со мной! — визжала Катя.

Наташа быстрее пошла по зеленой обочине дорожки. Ее непокрытые волосы растрепались и тонкими прядями падали на щеки. Штапельное платье, купленное в магазине готовым, было широко, и Наташа подколола его у талии английской булавкой. Мне почему-то стало жаль ее.

Серебристое овсяное поле тянулось до самого леса. Без усталости можно было идти и идти по дорожке, притоптанной дождем и окаймленной голубыми кружками цикория. Ветер клонил овес в одну сторону — и поле становилось белесо-серым, потом вдруг оборачивалось голубым, и казалось, что в мире, где есть такая свежесть и тишина, не может быть ни горя, ни страданий.

— Кто первым найдет белый гриб, тому исполнение желания!

Эта старая примета вызвала большой интерес.

— Все, все можно пожелать? — допытывалась Катя. — Мама, ну, скажи, по-серьезному!

— Намотать на катушку, — бодро решил Толя.

Перед самым лесом, в овражке, высоко стояли сочные болотные травы. Небольшой, обычно пересыхающий к лету ручеек сейчас от дождя растекся по берегам и только в середине бежал светлой живой ниточкой. Для перехода по грязи и воде были уложены плоские камни.

Наташа первая выбралась на опушку леса. Катя, визжа и цепляясь то за одного, то за другого, чуть не свалила всех нас в тину. Лиза протянула ногу в красной туфельке к первому камню и, качнувшись, отдернула её обратно.

Я знала, что голова у нее не кружится, что ее маленькие ноги достаточно крепки, чтобы перейти по камнем, корягам и даже канату, если б это было ей нужно. Но она стояла перед лужей с такой милой беспомощностью, что Боря, как бы шутя, подхватил ее на руки и, ступая прямо по грязи, перенес на зеленую траву.

Я взглянула на Наташу. Она бросила корзину на землю. Растерянным и горьким было выражение ее полуоткрытого рта. Брови сдвинулись, глаза стали строгими и удивленными.

Когда я окликнула ее, Наташа подхватила корзину, повернулась и убежала в лес. Ее синее платье замелькало далеко среди стволов.

Приподняв шатром опавшую хвою, выглядывали желтые, липкие маслята. Стоило обобрать одно семейство, как впереди снова возвышались бугорки, из которых я вынимала клейкие грибы.

Катя при каждой находке сзывала всех к себе:

— Сюда, сюда, здесь их масса, масса!..

В конце концов ей доставался только тот гриб, возле которого она стояла.

Толя и Боря были завзятые грибники, но каждый собирал добычу по-своему.

— Меня бабушка учила грибы брать, — объяснял Толя.

Он брал их по-хозяйски бережливо, не брезгуя и червивым — «выварятся», — брал и розовые свинушки, и переспелые губчатые подберезовики, и даже презираемые нами сыроежки.

Боря, остроглазый и быстрый, — хвать, хвать! — в минуту обирал целые полянки, аккуратно обрезал каждый грибок и при малейшем намеке на червоточину безжалостно его выбрасывал.

Лизу и Наташу мы потеряли из виду.

Я знала, что в соснах нечего и надеяться найти белый гриб. Надо было перебежать через поляну к дубкам и березам, где в кустах можжевельника среди легкой травки белоуса живут пузатые, тугие и пахучие белые грибы. Но не было сил оторваться от маслят. И пока я колебалась, лес вдруг огласился радостным воплем.

— Сюда, ау-ау, ко мне! — кричал знакомый голос.

Мы все сбежались к Наташе. Она стояла у широкой просеки, уводящей в глубину леса. Увидев нас, она засмеялась громко, в голос, прижимая руки к груди.

— Вот, смотрите, смотрите!

У самой тропки, натянув на шапку сухой лист, стоял благодушный, массивный белый гриб. Возле него, скособочившись, прилепился сынок. Над грибом, точно как бывает на картинках, покачивался синий колокольчик.