Нора Адамян - Девушка из министерства [Повести, рассказы]

Ксения запротестовала:

— Вот уж нет! Я не тонула, меня не убивали. И все же…

— Вы — сама жизнь! — перебил ее Николаев.

Ксения вспоминала эти слова и улыбалась. Паша смотрела на нее искоса. Вечером промолчала, заговорила только рано утром, когда обе они еще лежали.

— Я тебя вчера печалить не захотела. Но ты, Ксенечка, никому не верь. Они здесь все холостые. А дома небось у каждого жена.

— Да ну? У кого же, например?

— Будто не догадываешься? У твоего ухажера. Женатый он. Это я точно вызнала.

— Пашенька, все известно. И я его отбивать у жены не собираюсь. Поняла?

— Ври-ка! Если уж знаешь, стало быть собираешься. Как же еще отбивают-то?

Ксения не думала о том — женат Николаев, неженат? Если б она его полюбила, то, наверное, боролась бы за свое счастье. А полюбить было легко.

Она поняла это, когда днем, в библиотеке, не ожидая встретить здесь в часы процедур Сергея Петровича, вдруг увидела его темную с проседью голову. Он читал, и Ксения, делая вид, что выбирает книгу, долго смотрела на сухощавую руку с длинными пальцами, на прямые сдвинутые брови, на морщинки лба.

Разве в ее возрасте можно встретить свободного человека? И разве можно прожить на земле, никого не обидев? Для чего Ксении считаться с женщиной, которую она не знает? Ведь такое может больше никогда не повториться…

Выходила Ксения на цыпочках, но поняла, что Сергей Петрович ее увидел. Резко скрипнуло кресло. Сбегая по лестнице, Ксения услышала, как в библиотеке за кем-то захлопнулась дверь. В холле она спряталась за большим креслом. Было жутко и радостно — как в детстве при игре в прятки.

Сергей Петрович прибежал, огляделся, кинулся в коридор, вернулся и, перепрыгивая через ступеньки, помчался вниз.

Ксения поднялась красная, с бьющимся сердцем. Теперь она знала — все зависит от нее.

После пяти часов наступало уютное время. Зажигались огни. На третьем этаже раздвигали мебель и одетый по последней моде учитель танцев, трижды хлопнув в ладоши, начинал урок:

— Раз, два, три… Дамы вперед, дамы вперед… Кавалеры назад… Ангелина Леопольдовна, прошу!

Старенькая, сгорбленная пианистка резво ударяла по клавишам, но тут же замолкала, остановленная повелительным окриком:

— Каменный век! Вальса танцевать не умеют!..

А на четвертом этаже никого не было. Горели матовые лампы. Вальс и аргентинское танго доносились сюда, облагороженные расстоянием.

Они сидели, разделенные небольшим круглым столиком, и тихо разговаривали. У них уже появились общие воспоминания, и Ксения, зная, что виноватый мужчина делается покорным, уверяла, что в лечебном корпусе Сергей Петрович готов был ее побить.

Ей было приятно, что этот серьезный, суховатый мужчина пугается и краснеет, когда она дотрагивается до его руки.

— И совы никакой не было. Все выдумки, чтоб соблазнить бедную вдову…

Она негромко смеялась.

— Нет, сова была. Эта птица по преданиям вещает или горе или счастье. И я еще не могу понять, что же она нагадала. Знаю только, что для меня все это не просто.

Ксения отвела взгляд от его лица, чтоб не вызвать слов, время которых еще не пришло.

Прищурившись, она видела галстук, воротничок рубашки, рассматривала переплетение серо-голубых ниток жилета.

И тут она заметила штопку.

Обыкновенную штопку, сделанную очень тщательно, даже искусно. Почти по всему старенькому жилету то там, то тут иголка старательно повторяла рисунок вязки.

И до сих пор Ксения знала, что у Сергея Петровича есть жена. Но сейчас она будто увидела ее — живую женщину с умелыми и любящими руками.

Ксения отчетливо представила себе, как эта женщина подбирала нитки, считала каждый стежок и, отодвигая работу, щурила глаза — заметно? Нет, совсем незаметно…

Наверное, она делала это вечером, вернувшись с работы. Ведь столько дел ждет женщину после работы!

Сергей Петрович что-то говорил о поездке на дальний Север, которая ждет его после отпуска, а Ксения думала о своем.

Теперь в едва приметных мелочах она все больше и больше ощущала присутствие близкого Сергею Петровичу человека.

Плетеная закладка в его книге, аккуратность уже не нового костюма, белоснежный накрахмаленный платок.

И если бы только это! Но сказанные им когда-то мельком фразы оживали в памяти Ксении: «Диккенса я раньше не любил, его мне открыла жена». И еще: «Жена моя просто панически боялась животных, а теперь даже змей берет в руки. Привычка!»

Нет, не привычка. С чего бы это ей привыкать к змеям! Не привычка это, а любовь.

Был бы жив муж Ксении — верно, также вникала бы она в его интересы, заботилась о нем, собирала бы его в дорогу.

Внизу кто-то кричал:

— Юленька, займите мне место в кино…

Сергей Петрович тоже хотел пойти в кино. Но он сидит здесь и смотрит на Ксению восторженными глазами.

Ох, дай она себе волю — горько будет другой женщине!

Господи! Разве ж совсем ушли ее годы? Или только и осталось ей — силой и хитростью отнимать чужую любовь? Может, дождется еще она своей, не омраченной ни чьим горем судьбы.

И мысленно Ксения обратилась к далекой жене Сергея Петровича: «Живи спокойно. Ничего не будет. Вернется целый, невредимый…»

Чуть лукаво она сказала:

— А ведь совы-то не было, Сергей Петрович.

Он настороженно поднял глаза.

— Как это?

— Да так. Не было. И ничего она нам с вами не предсказала. Ни горя, ни счастья… Ничего.

Свадьбу справляли через несколько дней после того, как молодые побывали в загсе и Джемма уже больше недели жила в доме своего мужа.

На торжество пригласили и директора завода, и подруг Джеммы по цеху. Хотя жених работал на том же предприятии, все заводские считались приглашенными со стороны невесты, потому что у нее не было никакой родни, выросла в детдоме, жила в общежитии.

Зато у жениха родни оказалось много. Еще бы — такая уважаемая семья! Маленькой Джемме здорово повезло. Месяца три проработал молодой инженер Марутян на заводе — и вот уже свадьба!

Работницы пришли все вместе. Никто из них робостью не отличался, а тут притихли и держались кучкой. В большой комнате накрывали на стол. Оставаться там было неловко — будто рассматриваешь угощение. У свекрови разместились уважаемые, солидные госта. Девушки забились в комнату молодых.

Сперва Ким ухаживал за ними — поил лимонадом. И они сдержанно-церемонно благодарили, опуская глаза, будто не эти же девушки в цехе называли его на ты и задирали по каждому поводу.

Наконец Ким догадался уйти: