Юлиан Семенов - Неизвестный Юлиан Семёнов. Разоблачение

И я их понимаю. Я сейчас читаю Ленина 21—22 гг. У него разрывалось сердце — он подошел к великой проблеме, к ответу на нее, а мы ее все время обходим. Его письмо ко Льву Борисовичу Каменеву по поводу Наркомвнешторга: «Тов. Каменев, мы нашу советскую сволочную бюрократию не поломаем до тех пор, пока не начнем платить чиновнику тандему» (процент). Провел миллион золотых рублей в Госбанк — получи через год сто рублей золотом премию.

Представьте, сказать об этом Гостеву — министру финансов — у него раз — и инфаркт! (Смех в зале.) «Как это, давать процент? Мы что, с ума сошли?!» Буржуи умеют платить, а тут все скопидомствуют: «Только бы не уплатить!», «Только бы не дать!»

Кооператор может выплатить премию, а у вас, у директоров, руки развязаны, чтобы рабочему или инженерии платить? Да вы в кандалах живете! Я тут разговаривал с товарищем — директором одного предприятия, он говорит: «Мы, директора, не предприниматели, мы — функционеры». Опять алаверды к Ленину: «Если мы станем обществом цивилизованных кооператоров, мы построим социализм».

У нас 350 тысяч нормативных актов! В нормативе 28 года сказано: «Поднимите правую руку», в нормативе 33 года сказано: «Опустите левую руку». Так человек работать не может! Давайте ставить вопрос не о Ельцине, а о том, чтобы Рыжков вошел в Президиум Верховного Совета с предложением об отмене этого ужаса, который загоняет всех нас и меня, как президента совместного советско-французского предприятия, в камеру, в бур?! Бур знаете? Тут все молодые больше, никто через лагеря не проходил. Пока... (Смех в зале, аплодисменты.) Спаси Господи, если придется. Тогда, значит, мы свой единственный шанс, — который мы благодаря Перестройке и XIX партийной конференции получили, — упустили и этого нам наши дети и внуки не простят! Это последний шанс. Второго не будет. Вернее, третьего. Первый нам дал Ленин, которого мы предали. Я говорю это серьезно. Случись все это десять лет назад — нас бы погрузили в трясину, посажали бы, «Семенова — к стенке, Орджоникидзе — тоже». (Смех в зале.)

Отреклись бы мы еще до того, как петух второй раз пропел. Но сейчас возник Китай — великая держава. Я там был в 1968 году, когда возвращался от партизан Южного Вьетнама и освобожденных районов Лаоса. Меня потрясли их «газики». На старых машинах было написано «Автозавод имени Молотова». А на новых, где надпись изменилась на «Горьковский автозавод», соседствовала надпись по-китайски: «Из этой машины выжит ее ревизионистский дух». Это был разгар культурной революции — казарменный коммунизм, ужас! 37-й год, только на 800 миллионов людей больше. Потом я приехал в Китай в 1985 году, перед Женевской встречей, и это было поразительно! У них свобода предпринимательства, и страна идет вверх. А мы все батек себе выбираем!

Вот сейчас говорят, в стране нет валюты. Это ложь. Ее миллиарды! Туризм. Для тех, кто не живет в закрытых городах (закрытые города — это позор страны, их надо открывать), нам надо открыть наши дома, квартиры. В Болгарию приезжает 6 миллионов туристов. Да, у нас с едой плохо, да, у нас колбасы нету — в Москве есть пара сортов, а в других городах мы знаем, какая трудная ситуация с магазинами. Давайте организовывать местный туризм и расселять американцев, англичан, французов у местного населения — инженеров, рабочих, кооператоров и угощать их едой на кухне. Дайте им свободу передвигаться! Если мы получим с вами 10 миллионов туристов, то каждый оставит 1000 долларов, это за миллиард, а он нам с вами так нужен...

Возьмите, посмотрите, кто занимает первые этажи в ваших городах: «Вторбумснабгумгермермудмудглавначпупс»! (Смех в зале.) Но это же дикость! Петр отправлял своих недорослей в Европу — ему было легче — не нужно было решение, характеристика, не нужно было ждать райкома и обкома. Сразу ехали. Мы же миллиарды золотом отдаем под бюрократов. Нет, даже не под бюрократов, а под думных и приказных дьяков! Надо забирать первые этажи. А вы знаете, каково нежилое помещение забрать? Практически невозможно. Сколько стоит в Москве один метр сейчас?

Теперь по повестке. Наши филиалы мы должны сделать и в братских республиках, мы не должны так вольно с ними обращаться.

В заключение мне хочется сказать, что в наше трудное время, когда сопротивление Перестройке активно растет, когда в стране идет саботаж Перестройки, давайте называть вещи своими именами. Здесь собрались молодые руководители Советского Союза — заводов, институтов, научных центров, и это грандиозное дело, и давайте не будем коленопреклоненно просить: «защитите нас». Наступать надо, товарищи. А для этого мы не будем думать о батьке и махать над головой знаменем с его портретом, а будем утверждать наш устав с поправками. Не знаю, почему здесь выступили против Гавриила Попова. Потому что он не был директором? Ленин тоже не был премьер-министром, когда 25-го входил в Смольный! (Смех в зале.) А теоретики нам нужны, а Гавриил Попов прекрасный теоретик! (Аплодисменты.) Мне очень обидно, что он теперь из-за требования: «Ельцина подавай», ушел. А такого ученого с мировым именем не надо терять.

Товарищи, я счастлив, что я вас встретил. И я готов работать. В вице-президенты себя не выставляю. (Смех в зале, аплодисменты.) Но прошу располагать моим опытом. Я не могу, к сожалению, быть молодым предпринимателем. Я старый писатель. Но я с вами. Спасибо вам!

(Аплодисменты. )

...Несколько лет назад радио «Свобода» передала комментарии Анатолия Гладилина, в котором он, — в очередной раз, — обрушился на меня: мол, Юлиан Семенов встречался в Мадриде с освободителем Муссолини штандартенфюрером СС Отто Скорцени по заданию КГБ; «два аса разведок обменивались информацией, мне это известно доподлинно», — и все в таком роде.

Можно не любить человека, бороться против него — это по правилам, я приемлю это; не принимал и не приму стиль «коммунальной кухни» — темную злобу, бездоказательность, стукаческую подметность.

И никакие не инструкторы ЦРУ писали эти и подобные комментарии бедному Гладилину, — просто-напросто он уехал от нас таким: несчастное дитя доносительства и желания утвердить себя, танцуя на безответном противнике; разве мало подобного рода полемической «стилистики» в том же «Нашем современнике» и по сей день?

Я не стал унижать себя объяснением с Гладилиным, но сейчас решил написать эту главу из «ненаписанных романов» потому, что слишком часто получаю записки на читательских встречах с просьбой рассказать о ночной беседе с председателем «Антибольшевистского блока народов» Скорцени, — с одной стороны, и с другой, оттого, что обязан рассказать о трагической судьбе моего покойного испанского друга Хуана Гарригеса-Волкера, которому я обязан встречей с любимцем фюрера.