Яков Волчек - Последний рейс на «Яке»

Домой пошли вместе.

— Ты повелитель воздуха, смелый сокол, король скорости и хозяин жизни, — пьяно объяснял Борису его новый друг. — А кто я? Ничтожество.

— Ну почему же ничтожество? — возражал летчик.

— Это я сам про себя так говорю. А если ты мне это скажешь, я тебя ударю. Понятно?

Вполне тебя понимаю. Гарник не слушал приятеля.

— Вот я кончил в прошлом году медицинское училище. По специальности не работаю. И не буду. Почему? Ты спрашиваешь, почему? Ну сколько может у нас зарабатывать выпускник медучилища? Две копейки, да? Это не для меня. И, куда бы я ни ткнулся, жизнь ставит мне копеечный предел. Понятно? На что же мне надеяться? Скажи! А ведь и душе у меня тоже есть крылья!

Борис сказал нравоучительно:

— Самое главное — чтобы душа била широкая.

— Ведь я тоже мечтал летать!

— Ну и не огорчайся, это тебе доступно, только захотеть.

— Говоришь! Ты сам на каком летаешь?

— Хотя ты и назвал меня королем воздуха и так далее, но я летаю всего лишь только на «Як-12». Так называемые местные маршруты. Туда-сюда по нашей Армении. В общем, твой друг пока что не сокол, а воздушный извозчик. Но можешь не сомневаться, что в дальнейшем ты еще услышишь кое-что о своем друге Махмудове.

— А трудно управлять твоей машиной?

— Что «трудно»! Если интересуешься, приходи как-нибудь на аэродром, я тебе все покажу. Уж машину-то, во всяком случае, я знаю как бог!

Борис Махмудов быстро забыл бы об этом разговоре, если бы три дня спустя не наткнулся в аэропорту на своего нового приятеля. Он удивился:

— Ты как сюда попал? Летишь куда-нибудь?

— Даже и не собираюсь. Но ведь как будто меня кто-то пригласил прийти взглянуть на чью-то машину…

Летчик ничуть не смутился:

— Очень хорошо помню, кто тебя приглашал. Это я тебя приглашал. Верно?

Он двумя руками пожал ладонь приятеля и кивнул а сторону самолета, стоящего неподалеку на траве:

— Залезай туда, друг, и располагайся. Это и есть воздушное такси Бориса Махмудова. Я сейчас вернусь, только за папиросами смотаюсь.

Гарник полез в самолет. Все тут ему было интересно. Он внимательно огляделся, стараясь вобрать и удержать в памяти то, о чем нужно будет рассказать друзьям. Как хорошо, что самолет четырехместный — одно место предназначено летчику, три остальных — пассажирам. И притом — вот что интересно! — специальной пилотской кабины нет. Сиденье летчика ничем не отгорожено от мест, купленных пассажирами.

Когда хозяин самолета вернулся, Гарник смирно сидел в углу, засунув руки в карманы.

— Я тут без тебя боялся какой-нибудь рычажок зацепить… Вдруг еще взлетишь!

Махмудов блеснул глазами:

— Не так это просто.

Он сел за штурвал и пальцем стал указывать на кнопки, педали, рычаги, которые надо привести в действие, чтобы тронуть машину с места.

Гость извлек из кармана плоский стеклянный флакон с завинчивающемся серебряной пробкой и поболтал в воздухе. Густая коричневая жидкость запенилась, ударяясь о стенки.

— Это что? — холодно поинтересовался Махмудов.

— Люди пьют коньяк, а я только ром. — Гарник неторопливо отвинтил пробку. — Заграничная фляжечка, всегда ношу при себе, а никому ее не видно. Прошу, можете приложиться!

— Это ты, значит, для меня принес? Угощаешь, да?

— Просто глотнуть за компанию… Без всякого умысла…

Махмудов строго свел в одну линию густые черные брови.

— Но, друг милый, за кого ты меня принимаешь? Может быть, тебе кажется, что глоток выпивки для меня дороже чести? Я на своем производстве в данную минуту. Правила поведения летчика в рабочее время — это для меня святыня. Убери заграничную фляжку!

Гарник подчинился и с опаской поглядел на хозяина.

— Надо знать, где и когда пить, — продолжал поучать его Махмудов. — Пожалуйста, в моем присутствии постарайся держать себя на высоком моральном уровне. А если хочешь знать, так я вообще постороннего человека не имею права допускать в самолет.

Помолчали.

— Мне уйти? — с вызовом спросил Гарник.

— Как хочешь. — Махмудов пожал плечами. — Я говорил про посторонних. Тебя это не касается. Ты мой друг.

— Что-то сегодня я это не очень чувствую.

Борис посвистывал и протирал тряпочкой стекло. В кабине самолета было чисто, как на витрине у ювелира.

— Борик, — сказал гость, — другой на моем месте мог бы действительно уйти. Потому что обидно. Но я лично стал еще больше тебя уважать за твою принципиальность, честное слово!

Махмудов засвистел погромче, лицо его прояснилось.

— Гарник, — сказал он примирительно, — я знаю, кому можно верить и кого наш гнать в шею. Раз государство мне доверило машину, то я за нее полностью отвечаю, верно?

— Ты прав.

— Значит, своего друга я могу оставить хотя бы даже ночевать в машине. Никого это не касается!

— Никого не касается.

— Ну и все! Мы друг друга поняли. Я просто хотел показать тебе, что во время кутежа я приятный компанейский парень, душа компании, на работе я строгий работник.

— Именно так я тебя и понимаю.

— Тогда наша дружба будет расти и крепнуть. Взаимное понимание, как говорится…

Опять помолчали.

— Раз уж ты так настаиваешь, — нерешительно проговорил Махмудов, — то мне не хотелось бы тебя обижать… Ради нашей молодой дружбы я могу глотнуть разок из заграничной фляжки, если, конечно, у тебя там ром…

— Самый настоящий ром!

С этого дня Гарник стал часто ездить на аэродром. С собой он привозил полную флягу, обратно увозил пустую. Всякий раз он допытывался:

— А как ты управляешь своим самолетом? Вот, скажем, ты уже поднялся в воздух и хочешь лететь прямо, — что для этого нужно сделать?.. А теперь покажи, как нужно разворачиваться. Ну, допустим, я захотел повернуть вправо?

Однажды он поднялся с Борисом Махмудовым в воздух, и тот позволил ему взять штурвал.

— Ты понимаешь, что я делаю? Понимаешь, какое у меня к тебе доверие? Фактически я передал тебе управление самолетом? Ты хоть ценишь это?

Гарник это ценил. Очень ценил.

Встреча была назначена на семь часов утра. Никто не опоздал. Но Жорж Юзбашев приехал чуть раньше и взял билеты на троих.

Во всех аэропортах существует правило, чтобы пассажиры при регистрации называли фамилию и сообщали свой адрес. Юзбашев тут же придумал адреса, записал вымышленные фамилии.

С билетами пошли к самолету.

Борис Махмудов уже ждал их. Он был сух, подтянут, неразговорчив. Отлично сшитая и подогнанная по фигуре форма пилота гражданской авиации придавала его облику вид официальный и неприступный.

— Борик, дорогой, — ласково начал Мисакян, — вот моя команда. Представь себе, эти младенцы еще никогда не летали…

Пилот сухо распорядился:

— Пассажиров прошу занять места.

— Мне хотелось, чтобы они приняли боевое крещение именно на твоем самолете и под твоим руководством. Пусть посмотрят, как наш земной шарик выглядит сверху…