Алексей Бондин - Лога

— Почему обязательно вы?..

— Эх, батенька мой! Интеллигенция — застрельщица революции. Право наше. Поедемте, Макар Яковлич! Для вас будет поучительно. Вы же профан в политике, а вам с вашим большим делом без политики будет теперь очень трудно.

— Нет уж, вы валяйте, а я на ваше собрание не пойду. Сам-то я здесь, а ум-то у меня там — на руднике.

И Скоробогатов рассказал Столярову историю на Безыменке. На лицо адвоката упала тень.

«Завинтились, обалдели», — думал Скоробогатов по дороге домой. — «Завели канитель!» Он заперся дома на ключ в своей комнате и открыл тяжелый сундук. Пересчитывая золотые монеты и пересматривая в желтых замшевых мешочках платину и золото, он думал: «Подожду сдавать. Дома лежит — хлеба не просит».

Утром, чуть свет, он уехал на Безыменку. Дорога почернела, оттаяла и лежала навозным бугром, проваливаясь под копытом лошади. Кой-где уже видны были на припеках большие проталины. Каллистрат, ерзая на сиденьи, рассказывал о вчерашнем собрании. Завалившись в угол кошевки, Скоробогатов слушал его.

— Шумели вечор долго, так ничего не порешили. Ляксандру Василича Столярова выбрали начальником милиции, а потом снова перебрали, — негож оказался.

— Почему?

— Да как выбрали, значит, ну, велели сейчас идти и Посадить в каталажку купцов — товары будто они припрятали, а он и говорит: «Не могу, говорит, — пока факты не представились»… Ну, и того… Выгнали… А Ефимка-то Сизов, какой говорок стал. Вышел и заговорил. Да так складно, каналья, говорил, как по-писаному.

— Про что говорил? — спросил Скоробогатов.

— А насчет всего говорил. Смело, каналья, говорил Вот и посмотри… Хм?.. Ефимка?.. Давно ли до нижней тубы сопля гуляла, а теперь говорит дельно.

Скоробогатов сердито его оборвал:

— «Говорил, говорил», а о чем я тебя спрашиваю?

— Да все насчет рабочего классу. Слобода, значит, теперь. Все-то не упомнишь. Гурька Сошников тоже злой ходит… Подошел ко мне вечор и говорит насчет Акимовских логов…

— Ну?..

— Ну, я-то что?.. Какое мое дело?..

— Чего он говорил?..

— Да много говорил, тебя поминал. Михайла Малышенко, говорят, из тюрьмы вышел. Настя-то, ревет от радости. Натосковалась баба, немудрено… Влип тогда парень, и ни с чего влип.

Каллистрат рассказывал все новые и новые истории. Он сидел в полоборота к Скоробогатову и все время переваливался на сиденьи, следя за ходом лошади. Его выжженный глаз странно мигал, а в морщинах пряталась улыбка. Скоробогатову казалось, что Каллистрат не договаривает, какая-то скрытая мысль не позволяет ему говорить откровенно с хозяином.

На прииске Макар несколько успокоился.

— Все обстоит хорошо, благополучно, — доложил Телышков. — Эти уехали… А шуму было много. Они сами-то меж собой несогласны. Мишка Лопатин да этот широкорожий матрос больно яры, а остальные говорили не то: «— Пока, — говорят, — власть у Думы». Мне солдат говорил: «Анархию разводить не дадим».

Через несколько дней рано утром Скоробогатов услышал настойчивый стук в дверь. Телышков, расстроенный, вбежал и, захлебываясь, скороговоркой выпалил:

— Макар Яковлич! Давай скорей одевайся… На Акимовские проехали старатели. Работать хотят там. Гурька Сошников меня обругал, назвал сукой.

Скоробогатов поднялся. Лицо его исказилось, потемнело.

— Вот время проклятое пришло! — жалобно сказал Телышков.

— Не ной! — злобно крикнул Скоробогатов. — Тебе чего больно стало?.. Убирайся отсюда к…

Телышков удивленно раскрыл глаза и боязливо вышел иэ комнаты.

Поспешно одевшись, Макар разбудил Каллистрата:

— Седлай лошадь!

Тихое весеннее утро грело землю. Местами уже густой щетиной проростали тонкие иглы травы. Осмотрев браунинг, Скоробогатов выехал на Акимовские лога.

Дорогой он нагнал Никиту Сурикова. Суриков поспешно и деловито шел, опираясь на толстый батог.

— Куда это ты торопишься? — спросил Скоробогатов.

Не сбавляя хода, Суриков сердито ответил, ткнув вперед батогом:

— Туда…

Скоробогатов догадался, что Никита тоже идет на Акимовские.

— Чего ты там забыл?

— Ничего не забыл, а надо, стало быть. Ты меня рассчитай. Я не буду больше у тебя караулить.

— А чего делать будешь?

— Чего делать? Робить надо! Вон эти все хотят робить, а я что? В поле обсевок, что ли?.. И мне, поди, места хватит.

— Где?

— Ну, а там. На Акимовских-то.

— А кто вам даст робить там? — сощурив глаза, сказал Скоробогатов.

— Спрашивать не будем… Кого теперь спрашивать?.. Слобода теперь ежели полная!

— Мои лога-то — сказал Скоробогатов, но в его голосе не было прежней уверенности. Он только сейчас подумал, что едет туда зря, что все равно ему ничего не поделать с народом, который хлынул на запрещенные места. Даже Никита и тот почуял какую-то свободу.

— Законов еще нету таких, чтобы брать чужое, — добавил Скоробогатов, помолчав.

— Ну, законы… Знам мы все законы… Народ теперь сам законы устанавливает, бают люди-то!

— Кто?

— Ну, не слыхал, поди?..

Не глядя на Скоробогатова, Суриков зашагал по влажной дороге, сердито тыча батогом в землю.

На Акимовских логах народу было много. Тут и там бродили оседланные лошади, обнюхивая голую землю У избушки, где когда-то жил Архипов, весело пылал костер, окруженный кольцом людей. Скоробогатов подъехал и дружелюбно крикнул:

— Мир на стану-у!

— Милости просим, Макар Яковлич! Иди, погрейся!

На пеньке сидел Михайло Малышенко. Черная борода густо обложила его подбородок, большие глаза освещали исхудалое лицо.

«Здорово вымотала его тюрьма-то», — подумал Скоробогатов.

Малышенко улыбнулся Макару и, глядя на ярко пылающий костер, тихо промолвил:

— Ну вот, тем лучше, что приехал.

У костра стоял Гурьян. Он только взметнул глаза на Скоробогатова и снова их опустил в землю, что-то обдумывая. При виде Скоробогатова по его лицу пробежала тень.

Тут же был и Суханов.

Скоробогатов не знал, с чего начать разговор. Сердце его усиленно колотилось.

— Ну, как дела, Михайла, когда приехал?

— Недавно…

— Выпустили?

— Выпустили, только не всех… Ты что, Макар Яковлич? Насчет ложков пригнал сюда?

— Да, насчет логов.

— Ну, как делаться-то будем?

Окружившие костер люди насторожились.

— А, по-моему, так и делаться нечего… Лога мои… Я их взял в аренду.

— У кого? — вызывающе крикнул Гурьян.

— У кого бы ни взял, на то документ имею.

— Теперь вашими документами только подтереться, — сказал Гурьян.

По лицу Скоробогатова разлилась краска.

— Погоди, Гурьян, — спокойно сказал Малышенко, — Ругаться мы не будем, а сделаем все так — честь по чести. — Он подумал и сказал: — Работать будем на логах-то Макар Яковлич! — И он спокойно посмотрел в его глаза.