Вагаршак Мхитарян - Год - тринадцать месяцев

— Спасибо.

— Надеюсь, мы с вами всегда будем работать дружно, рука об руку.

Я отвечал на ровное рукопожатие Доры Матвеевны чистосердечно. Говорят, она вступила в сан директора четверть века назад, за два года до моего рождения. С таким кормчим никакие бури не страшны!

Я вышел из кабинета и — обмер. От моего класса и следов не осталось. Их старательно вытирала влажной тряпкой уборщица.

Ушли. Демонстративно, без спроса. Наплевали на мой авторитет.

А есть ли у меня этот самый авторитет? И каков он?

Из чего его делают?

Узнал и я, что такое бессонница. Всю ночь стояли, как у царя Бориса Годунова, «мальчики кровавые в глазах». Наутро этим помутневшим взглядом я и уставился на класс.

— Ну?! — изрек я вместо приветствия.

Каково же было потрясение, когда я увидел медленно поднимавшуюся с последней парты тощую фигуру Сомова.

— Это я пустил муху, — тихо сказал он, старательно пряча глаза.

Милый Сомов! Черт бы тебя побрал! Если бы ты знал, как мне хочется удушить тебя в своих объятиях. Спрятав кое-как ликование, я отчитал Сомова и в честь моей триумфальной победы над антипедагогической мухой великодушно простил и его и класс.

Кто мог бы подумать, что высокую сознательность в Сомове пробудил отнюдь не я? Проверяя дневники в конце недели, я нашел у него забытый клочок бумаги, на котором было нацарапано:

«Сом! Сомяра! Учти! Если не признаешься перед всеми, будет тебе темная. Понятно?

Справедливые мстители!»

Чтение этого документа оставляло одно утешение: есть справедливые люди в моем отборном классе! Правда, его чаще зовут сборным, а кое-кто идет еще дальше и величает сбродом. Но даже в этом определении есть кое-что от объективной истины.

Школа-новостройка всегда большая радость для района. Она разгружает остальные школы. И хотя строго положено переводить в новостройку учеников согласно данным микрорайона, редкий директор устоит перед соблазном микрочувств и не спихнет в нее нескольких холериков с постными дневниками.

В моем классе собрались ребята из пяти школ. Оттого он и пестр, как лоскутное одеяло. Ребята держатся группками. Ведут какие-то междоусобные споры. А если, позабыв распри, и объединяются, то отнюдь не для воплощения в жизнь лучших идеалов директора школы. Чтобы в этом убедиться, достаточно пройтись по коридору.

— Григорий Иванович, — решительно преграждает мне дорогу уборщица тетя Клава, — вы бы приструнили своих. Цельный воз после себя мусору оставляют. Самый что ни на есть грязнущий класс на этаже!

Не успеешь насладиться этой содержательной беседой, а тебя уже тянет за рукав милейший Терентий Павлович, завхоз.

— А я вас ищу! Не докладывали ваши, как вчерашний день футболом стекло в химкабинете высадили?

— В химкабинете? Это же на третьем этаже!

— Ваш Кобзарь и до десятого добьет — будь здоров. Ему бы по старым временам косу в руки, а он с детишками забавляется. Так что будем делать? Докладную мне писать или…

— Докладную-то не вклеите в окно.

— О чем же я и говорю? Стребуйте стекло, а я сам вставлю, так и быть.

Но самую напряженную информацию я получал в учительской, конечно. Преподавательница английского языка Генриэтта Сергеевна молода, современна и лаконична:

— Пятый «В»? Мрак и ужас!

— О вас ребята отзываются, наоборот, очень лестно.

— Я тронута, конечно…. Но прежде чем открыть заповедную дверь вашего класса, я натягиваю на лицо суровую маску и только тогда переступаю порог.

Учительница математики Тина Савельевна, высокая сухопарая женщина зенитного возраста, наступающего у учительниц после сорока, говорит со мной только на высоких тонах.

— Что это у вас за староста Стрекозова? Только и знает, что глазки строит да улыбки раздаривает. Никакого порядка в классе. Уроков не учат, не слушают, болтают. Сомов этот преподобный ляжет на парту и лежит. Или Горохов: до сих пор не могу добиться, чтобы тетрадку завел. И потом я вас просила: отсадите вы куда-нибудь с первой парты Вертелу. Минуты не посидит спокойно. От него в глазах рябит. И с Кобзарем надо что-то решать. Иначе я его не буду пускать на свои уроки. Взять сегодняшний случай. Это же возмутительно! Вызываю к доске — ничего не знает, оборачивается, ждет подсказки. Я его предупредила — никакого внимания. Попросила выйти из класса. Вы думаете, он меня послушал? Весь урок простоял, но так и не выполнил моего требования…

Начиненный всей этой взрывчаткой, иду на свой урок.

— Кобзарь, выйди из класса!

— За что?

— Ни за что, просто так. Выйди, и все!

— Так я ничего не делал.

— Долго ты еще будешь рассуждать?!

Я надвигаюсь на Кобзаря. Он встает, зло косится и, отпихнувшись от парты, быстро идет к двери. Вот он уже взялся за ручку.

— Кобзарь, — меняю я тон, — ты куда пошел?

— Так вы же сами выгнали? — кричит он изумленно.

— За что? — в свою очередь, недоумеваю я. — Ты же мне ничего не сделал?

— Ничего.

— Как же это получается? Четверть часа назад тебя за дело Тина Савельевна просила оставить класс, ты и ухом не повел. На моем уроке ты и пикнуть не успел, а уже очутился у дверей. Как это объяснить?

Кобзарь смотрит мимо меня и не собирается отвечать. Загадку решает быстрый Вертела, уже имевший со мной дело:

— Так вы можете кого хочешь даже вынести из класса, если что. А Тина Савельевна…

— Значит, бойся сильного и дави слабого? Как в джунглях! Зачем же вам тогда два языка, арифметика, история?.. Рычите, пищите, войте, рвите друг друга на куски! Кто вы, наконец, звери или люди?!

— Люди-и! — уверяет класс человеческими голосами.

— Ну, раз люди, тогда садитесь все на места. Начнем урок.

Но для меня урок уже давно начался. Я неизменно чувствовал, что коэффициент полезного действия любой нотации не больше, чем у капли, долбящей твердую породу, которая как я потом узнал, называется сопротивлением личности.

Нужно что-то столь же научное и опробованное. Это «что-то» витало вокруг меня и не давалось в руки.

В учительской на доске объявлений белым по черному было написано: «Товарищи классруки! 15/IX последний срок сдачи планов воспитательной работы!»

В моей тетради пока только одни названия разделов: учебная работа, пионерская работа, культурно-массовая… Чем их заполнять — задача. Бумаг от студенческой практики у меня почему-то не сохранилось, наверно, все сдал. Знания тоже сданы на экзаменах.

Я взялся добросовестно изучать тетради моих коллег с директорским грифом на обложке: «Утверждаю». Почти все строки в них начинались с буквы «с». Следить за успеваемостью класса. Своевременно проверять дневники учащихся. Следить за накопляемостью оценок. Следить за посещаемостью учащихся, своевременно сигнализировать родителям в случаях пропусков и опозданий. Следить за внешним видом учащихся, особенно за ношением пионерских галстуков…