Петр Северов - Сочинения в двух томах. Том второй

— Каким это ветром… братишка? Вот чудо-чудеса! Или боевой корабль поблизости?

Шаповалов доложил о причине своего прибытия. Черные люди за столом многозначительно переглянулись: быть может, они подумали, что крейсер действительно находится близко, но матрос не имеет права об этом говорить? Широкоплечий толстяк сказал, вставая:

— Вы нашему виду, пожалуйста, не удивляйтесь. Ошпарены все, обожжены… Он, стерва, скинул на нас сто восемнадцать бомб! Пробоина в районе переборки трюма номер два и машинного отделения… Попадание в трюм номер четыре… Пробоины в корпусе… Сколько? Не сосчитать… А главное — машину повредило, порвало паротрубопровод. Сами понимаете, тут не до коверкотов…

Он подал руку:

— Будем знакомы. Я — старпом Вежелев, Демьян Иваныч. А это — старший механик. А это — боцман. И машинисты. Итак, вам к Волкову? Я вас провожу.

— Где капитан Волков? — спросил Игнат.

Вежелев ответил совершенно спокойно:

— Вам не сказали? Волков на берегу.

Шаповалов подумал, что голый толстяк Вежелев шутит.

— Но ведь на берегу противник. Нам сообщили об этом, едва мы пришли.

Люди за столом сидели неподвижно; усатый механик молча смотрел на разостланную перед ним схему корабля, густо покрытую жирными пятнами. Шаповалов понял: теперь они ждут, когда он уйдет, — время дорого, некогда объяснять, все и так ясно. Он уже сделал шаг к двери, но Вежелев остановил его коротким движением руки.

— Обстановка такая: мы занимаем малый клочок берега на скалах. Это очень маленький кусочек: метров пятьдесят в глубину. Нас не легко оттуда выбить — они уже потеряли добрых три дюжины солдат. Если мы их выпустим на самый берег, тогда по палубе и ползком не проберешься. Пока они вынуждены обстреливать нас с дальнего склона. До сих пор они не применяли артиллерии, и это понятно — корабль фактически в их руках. Груз — снаряды. Впрочем, им это неизвестно, для них, как видно, важен любой трофей.

Он оглянулся на свой молчаливый штаб. Усатый механик по-прежнему разглаживал ладонью схему. Машинист в тельняшке неторопливо скручивал папиросу.

— Да, — повторил Вежелев. — Корабль фактически в их руках.

— И никакой надежды? — спросил Шаповалов, удивленный и озадаченный его равнодушным спокойствием. — Никаких шансов? Вы так думаете?

Вежелев протянул руку, взял изо рта машиниста папиросу, затянулся, возвратил.

— Мы думаем иначе. Мы надеемся вырваться, уйти. Если успеем починить машину.

— А если не успеете?.. Если они пойдут в атаку? Они ведь понимают, что здесь не спят…

Он стоял в двух шагах от Игната; сейчас, когда кто-то из сидящих за столом прибавил в плошке огня, Шаповалов заметил: у Вежелева детские, улыбчивые губы и ясные голубые глаза.

— Атаки мы ждем каждую минуту. Потому Волков и на берегу. Силы не равные, конечно. Половина команды перебита. Что ж… Мы пустим их на корабль.

И Шаповалову снова почудилось: штурман смеется, не просто, а издевательски смеется над ним. Но Вежелев заключил с улыбкой:

— Да, пустим и взорвемся. Пусть идут. По предложению кочегаров вся команда уже подписала это решение. У нас кочегары — все коммунисты, — огонь ребята… да и остальные не подкачают. Милости просим — пускай идут. — Он засмеялся, дрогнув могучими плечами. — Долго тут будет вонять жареным фашистом!..

Шаповалов почувствовал, как что-то шевельнулось и задрожало у него в груди, толчком подступило к горлу. И сразу легко, свободно стало дышать. Сейчас ли он встретился с этими людьми? Где он был, — не в каюте ли крейсера? Одно, по крайней мере, теперь он знал наверняка — все было здесь для него родным: и эти хмурые люди в обожженной одежде, и этот израненный корабль.

Уже за дверьми кают-компании, проходя по коридору, он расслышал голос Вежелева:

— Если там что случится, ты меня подменишь, Никифор…

Так он простился с друзьями.

Игнат не заметил, когда в коридор, со стороны передней палубы, вошел Васильков.

— А тебе положительно не везет, Игнатка! — воскликнул он весело. — Убегает от тебя капитан… Попробуй, отыщи его на берегу.

Он хотел еще что-то сказать, но из кают-компании, в свет фонаря, висевшего на переборке, ступил Вежелев; он почти столкнулся с Васильковым, и тот громко захохотал, увидев голого штурмана:

— Бог мой! Да уж не Адама ли я вижу? Что тут у вас, прародитель, баня?

Вежелев тоже засмеялся:

— Как есть — баня. А ты счастливый, Василек, без потерь, говорят, прибыл?

— Но послушай, Демьян Иваныч, — не унимался Васильков, — что за наряд? А что на плечах у тебя? Чернобурка? Фу, дьявол, кокет-мужчина, да тебе прямо в аристократический салон — дамы на руках носить будут!

Вежелев сказал смущенно:

— Ну, язычок, колючка! Все, понимаешь, у меня сгорело. Пробовал механиковы брюки одевать — лопнули. Капитанские — тоже по швам. Да и некогда, жарко, в воду то и дело приходится нырять — пробоину заделывать. Что бойцы? Переправились на берег?

— Две шлюпки только отошли, — ответил Васильков. — Надеюсь, доберутся благополучно. Я с третьей шлюпкой ухожу. Мне капитана порта повидать нужно.

— Так, значит, катер остается?

Васильков поднял острые плечи.

— А как же иначе? И смеяться, и плакать — вместе. Ребята у меня вооруженные. Со мной хотят идти.

Тут он не удержался, прихвастнул:

— Мы, говорят, за вас — в огонь и в воду…

— Сколько человек команды? Девять? Ты вот что, — оживляясь, предложил Вежелев, — на берегу и без них обойдутся, а в машине — прямо беда, люди трое суток не спали, раненые и те работают. Давай-ка своих ребят в машину. Есть?

— Добре, — согласился Васильков.

Когда они вышли на правый борт, обращенный к морю, в небе догорала вторая ракета. Желтые искры медленно плыли над самой водой, и отражение их струилось, качаясь в глубине, подобно огненному корневищу.

На правом борту шлюпок больше не оставалось. Вежелев приказал перетащить сюда шлюпку с левого борта.

— У нас остается несколько минут, — сказал он Игнату. — Нужно зайти в машину… Что там?

Шаповалов шагнул вслед за ним на решетку машинного трапа, в маслянистый, горячий и душный туман, густым, едким зноем ударивший в горло.

Глубоко внизу слабыми светляками горели переносные фонари. Там, в этом пекле, наполненном плотным паром, работали люди.

У второй площадки, освещенной фонарем, Вежелев задержался, ожидая Игната.

— Осторожно, — сказал он, глядя куда-то в сторону. — Это Гацуленко. Кочегар. Он умер час назад…

Мертвый не лежал — сидел на решетке, запрокинув голову, как бы с усилием вытянув руки. Шея его была напряжена, плечи приподняты, губы мучительно сведены. Он пытался подняться в ту последнюю, уже минувшую, секунду, пытался бороться, жить…

Полуголые люди суетились внизу, в проходах машинного отделения, размахивая факелами, гремя инструментами. В разрыве трубопровода еще посвистывал пар. Горячими волнами плыл он над скользкими плитами, путался в бесчисленных скрещениях решеток, жидким пламенем в свете факелов стекал по лицам, по черным телам людей.