Эдуард Хруцкий - Этот неистовый русский

— Спасибо, Гастон.

Аркадий крепко сжал руку старому тренеру. Он долго слушал, как затихали на лестнице его тяжёлые шаги, потом хлопнула дверь.

«Значит, так. Ну что же. Я буду драться с чемпионом. Буду».

Зал ревел. Подняв руки над головой, сквозь толпу поклонников и репортёров пробирался многолетний кумир Франции. Он, нагнувшись, скользнул под канаты. Напряг мышцы, демонстрируя свою силу.

Зал ревел. Аркадия никто не заметил. Подумаешь, победил нескольких чемпионов парижских округов — чепуха!

Только несколько знатоков покачали головой — чемпиону придётся нелегко! Русский крепкий парень!

Гонг. Боксёры сошлись на середине. Харлампиев потонул в граде ударов. Зал задохнулся рёвом.

— Так его! Бей! Сломай ему челюсть! На пол его! На пол!

Но что такое? Чемпион отлетел к канатам. Вслед за ним шагнул русский. Удар. Чемпион согнулся, бессильно опустив руки. Ещё удар. Гордость Франции лежит на полу.

Зал молчит. Зал затих. Даже слышно, как дышит в своём углу победитель.

Счёт рефери «Аут!» потонул в диких криках зрителей. Что же это такое? Чемпион Франции проиграл нокаутом какому-то неизвестному русскому?

На ринг полетели окурки сигар, огрызки яблок, пустые папиросные коробки.

Позор! Позор!

Аркадий не смотрел в зал. Стоял опершись руками о канаты. Он боялся поднять глаза. Боялся, что иначе он перепрыгнет за канаты и будет бить, бить, бить, бить по этим лицам, противным и страшным.

Жак влетел в раздевалку без стука.

— Значит, так. Паршивый русский забыл, кто дал ему работу, кто помог ему заниматься дурацкой мазнёй. — Он перевёл дыхание. — Немедленно вон отсюда, грязный славянский ублюдок, иначе…

Жак сунул руку в карман.

Всю ненависть, сдерживаемую за год, вложил Аркадий в этот удар.

Мосье Жак пробил головой фанерную стенку балагана.

Вот ты и опять безработный. Что делать, жизнь такая штука — всё повторяется!

Аркадий сбил шляпу на затылок, засунул руки в карман и, присвистывая, зашагал в сторону Монмартра. Чёрт с ним! Не пропадём! Скорее в кафе, где ждут друзья-художники.

— Вечерний выпуск «Фигаро»!

— Вечерний выпуск «Фигаро»!

— Последняя сенсация — неизвестный победил чемпиона Франции.

— Чемпион на полу в первом раунде!

— Эй, парень, дай-ка газетку, — приятель Харлампиева — художник Летуар ловко бросил газетчику два су.

Через всю полосу газеты шёл крупный заголовок.

«Нашу гордость победил этот неистовый русский…»

— Ну вот, Аркадий, ты стал знаменитым. Ставь коньяк.

— Четыре коньяка хозяин.

— Минуту, мосье Аркадий, минутку. Поздравляю вас. Друзья, выпьем за нового чемпиона Франции!

Утром в дверь его комнаты постучали. Вошёл Гастон и незнакомый мужчина в дорогом пальто.

— Аркадий, это мой друг, известный менеджер Вагнер. Он хочет работать с тобой.

— Как работать?

— Вы будете выступать, драться на профессиональном ринге. Гастон будет тренировать вас. А я… — Вагнер протянул договор.

Аркадий пробежал глазами бумагу. Ого, цифра солидная!

— Ну так как, по рукам?

— Согласен.

— Вот и прекрасно. Только надо сменить имя. Взять боксёрский псевдоним.

— Какой же?

— Постойте, мосье Аркадий, он должен быть коротким, он должен стрелять с афиш… Постойте… Харлампиев — Харл-Шарль… Лампи-Лампье… Шарль Лампье… Как?

— Не знаю…

— Так тому и быть.

— Шарль Лампье победил чемпиона Европы Билля Пэпла!

— Новая победа Шарля Лампье! — надрываясь, кричали газетчики.

«Этот неистовый русский, как впервые назвала его „Фигаро“, совершает поистине триумфальное шествие по рингам. Победа за победой. Такого давно не было…»

«…Неизвестно, чем это кончится. Неизвестно. Многие начинали так же, а кончали… Не надо забывать, что коммерческий спорт имеет много тайн».

Так писали спортивные обозреватели.

А он был всё таким же «этот неистовый русский». По-прежнему жил под крышей, по-прежнему любил Монэ, Синьяка и Гогена. По-прежнему мечтал о новой картине. Он тосковал по России. Он любил в ней каждую травинку, поникшую от росы, каждое дерево над озером, каждое облако, плывущее по бледному и высокому небу, густые дубравы и нежный шёпот берёзовых рощ.

Но нужно было ещё почти полгода жить во Франции. Нужно было защитить диплом в Школе изящных искусств.

— Аркадий, — Вагнер, отдуваясь, уселся на скрипучий стул, — ну какого чёрта вы живёте под крышей? Легче подняться на Эйфелеву башню, чем к вам. Ну ладно. Молчу. Молчу. Я с плохой вестью. Леметр требует реванш.

— Ну и что?

— Да вот дело в том, что по договору он сам выбирает город.

— Пускай.

— Вы — ребёнок! Он выбрал Марсель.

— Чудесно, я там ещё не был.

— Вы не ребёнок, вы идиот, простите меня. Леметр — марселец, он кумир всего жулья, всех сутенёров и апашей Марселя. Там хозяева — они. Если вы победите, я за последствия не ручаюсь.

— Я не лягу, я плюю на них.

— Другого ответа я не хотел услышать. Пусть будет Марсель.

Столица юга Франции была, как всегда, легкомысленна и пестра. Вечером, когда на приморских бульварах зажигались дуговые фонари, Марсель выходил на набережные. Проститутки, морские офицеры, почтенные буржуа, любители острых ощущений.

Хозяева кафе выносили столики прямо на бульвар. Посетители с трудом усаживались на колченогие хрупкие стульчики.

Где-то совсем рядом шумело море. Летний ветер нёс в город крепкий, как рассол, запах. Он будоражил людей, заставлял делать глупости, кидаться сломя голову в самые немыслимые авантюры.

Аркадий приехал в Марсель вечером. Гастон недовольно сопел: ему не нравился ни город, ни эта встреча. Даже видавший виды Вагнер был озабочен. Садясь в авто, Гастон оглянулся по сторонам. Точно. За их машиной следили. Сразу же вслед за ними отъехал наёмный автомобиль с крытым верхом. Тренер насупился, взглянул на Вагнера. Менеджер покачал головой.

Только Аркадий был совершенно спокоен. Предстоящая встреча мало волновала его. Он прекрасно знал своего противника. Машина для нанесения ударов. Вот и всё. Две-три комбинации и расчёт на сокрушающую силу кулака. Нет, не это занимало его мысли. Через два месяца он получит диплом и тогда… Прощай, Франция! Он даже во сне видел днепровские острова, поросшие ивняком, облака над старым замком Сигизмунда, маленький родительский домик. Скорей бы туда! Нет, Франция не для русского человека!

Портье в отеле, усмехнувшись, подал им ключи. Все три номера были рядом. Обыкновенные комнаты в гостиницах средней руки. На столе Аркадий нашёл записку: «Не ляжешь — умрёшь». Угроза местных апашей. Как они ему все надоели!

В десять он лёг спать. И вдруг дикий шум словно подбросил его на постели. Под окнами ревел духовой оркестр. Музыканты не щадили своих лёгких. Марш сенегальских стрелков хозяйничал в комнате.