Владимир Успенский - Неизвестные солдаты

— Н-нет! А зачем? — спросил он и понял, что получилось глупо.

Полина подошла к нему, запрокинув голову, снизу вверх смотрела в лицо. От расширившихся темных зрачков глубокими казались ее глаза.

— Сегодня вечер. В клубе. Приходите, Юра, — умоляюще, прижав к груди руки, говорила она. — Я прошу. Очень.

— Занятия. В роте.

— Боже мой, разве нельзя?

— Нет. Моя очередь.

— Юра, ну в другой раз.

— Хорошо. Обязательно.

Полина медленно повернулась, пошла к шкафам, спросила:

— Вы хотели взять что-то?

— «Капитанскую дочку».

— Посмотрите сами на второй полке.

Бесстужев долго перебирал книги, не мог найти нужную. За спиной раздались мягкие шаги Полины. Юрий чувствовал — она рядом, смотрит на него.

— У меня дома есть очень хорошие книги, — сказала Полина почти шепотом. — Почему бы вам не зайти ко мне? Посидим, попьем чаю. Неужели вам не надоело все время в казарме? Я очень хочу видеть вас у себя. В четверг, послезавтра, ладно?

— Но…

— Я одна, Юра. Варшавская, двенадцать. Вы запомните?

Внизу хлопнула входная дверь.

— Вечером… Варшавская, — торопливо повторила она.

Капитан Патлюк жил на частной квартире. И он и два командира взвода обычно уходили по вечерам в Брест. Все привыкли к тому, что Бесстужев остается в казарме. Патлюк очень удивился, когда он попросил разрешения отбыть в город.

— Ну что же, иди, — сказал капитан, с любопытством глядя на смутившегося лейтенанта. — Иди до десяти ноль-ноль. Я сам на подъеме буду.

— Раньше вернусь.

— Не спеши. Засиделся небось, проветрись. Только пей в норму, чтобы в комендатуре тебя не искать.

— Я не в ресторан.

— К девушке, что ли?

— Да.

— Ну, не ждал! — хлопнул себя по ляжке Патлюк. — Когда ж ты успел? Из крепости не выходил.

— Успел вот, — скупо улыбнулся Бесстужев.

— Чистая работа! — Капитан натянул на густые волосы фуражку, примял сверху ладонью, привычно сдвинул набекрень. — Я ее знаю?

— Вряд ли. По делу иду.

— Известны мне эти дела, — осклабился Патлюк. — Ты не теряйся, сразу в дом лезь, — хохотнул он. — На улице холодно. До хаты — и баста!

Бесстужева коробил этот разговор. К счастью, капитан торопился на автобус, чтобы скорей попасть в город. Оставшись один, лейтенант сел к дощатому, покрытому зеленой бумагой столу. В ротной канцелярии неуютно и голо. Железная кровать старшины, над ней ящик с красным крестом: аптечка. Вешалка у двери. Над головой арочный свод. Расплылось на побеленной стене желтое пятно. Холодом и сыростью тянуло от кирпичной толщи.

Лейтенант почистил сапоги. Одевшись, разглядывал себя в зеркальце. Из-за двери доносилось привычное гудение людских голосов. Там его красноармейцы, его взвод. Свыкся с ними так, что невероятным казалось: вот уйдет сейчас, не будет думать о них…

Вечер опустился ласковый, тихий. Слегка подмораживало. Густой россыпью звездных пылинок делил пополам черное небо Млечный путь. Призывно и лукаво мигали вдали огоньки города. Прошел поезд, долго и отчетливо слышался дробный перестук его колес. «Скрип-скрип-скрип», — раздавалось под сапогами.

Утром выпал снег, он не успел затвердеть, улежаться. Сугробы вдоль дороги высокие, пухлые; отсвечивали они мягким зеленоватым блеском.

В городе Бесстужев пошел сначала в центр, решил купить Полине букет. Но в цветочном магазине оказались только примулы в горшках. Продавщица предложила завернуть, но лейтенант отказался: с горшком неудобно. Чтобы не явиться с пустыми руками, взял в аптеке коробочку духов, засунул в глубокий карман шинели.

На углу Варшавской улицы Бесстужев вдруг оробел, пошел тише, воровато оглядываясь. Вот и двенадцатый дом. Голые ветлы за палисадником. Низко надвинулась с крыши снеговая шапка, под ней, в тени, шесть окошек с закрытыми ставнями, из одного пробивается полоска света.

Осторожно притворил за собой калитку, поднялся по скрипучим ступенькам. Собравшись с духом, дернул за кольцо в двери.

Полина открыла, даже не опросив кто. Взяла за рукав, провела по коридору в маленькую комнатку.

— Ой, какой вы холодный! Замерзли? Нашли быстро?

Повесив шинель, повернулась к нему, протянула обе руки.

— Ну, здравствуйте.

В белой блузе с закрытым воротом, в синей широкой юбке, она казалась сейчас стройней и выше. Густые волосы ниспадали на плечи.

— Какая-то вы новая. Подросли вроде, — смущенно говорил он. — И волосы опять же…

— А вы меня только в халате да в платке видели, — улыбнулась Полина. — Ну, садитесь сюда, — показала она на диван. — Посмотрите книги, а я чай поставлю.

— Не нужно, не хлопочите.

— Нет, уж, товарищ лейтенант, сегодня вы мой пленник! — торжествующе засмеялась она, затрепетали ноздри прямого точеного носа. — Командовать сегодня я буду. Вам — отдыхать!

— Слушаюсь! — согласился он.

Схватив со спинки кровати фартук, Полина исчезла за дверью. Бесстужев рассеянно взял с этажерки книгу, не раскрывая ее, осматривал комнату. Просто удивительно, сколько мебели было в этом маленьком помещении. Диван, высокая никелированная кровать с горкой подушек, пузатый шкаф, гардероб, швейная машинка, зеркало. Возле стола — три стула. Темно-зеленые обои придавали комнате немного мрачноватый вид. Электрическая лампочка под голубым абажуром освещала только середину комнаты, в углах и за мебелью прятался полумрак.

Бесстужев чувствовал себя неловко, не исчезало напряжение. Чудилось: вот-вот войдет сюда старший политрук Горицвет, натянуто улыбнется, открыв крупные редкие зубы: «Рад видеть, лейтенант Бесстужев». Юрия даже передернуло при мысли об этом. Но Горицвет не показывался. Тихо было в доме, слышалось только, как шипит на кухне примус. Ничто не напоминало о том, что в комнате живет мужчина. Ни пепельницы, ни одежды на вешалке. Даже среди фотографий на стене не было снимка старшего политрука.

— Тесно у меня? — опросила Полина, появившаяся на пороге.

— Нет, ничего. А за перегородкой — хозяева?

— Хозяева в другой половине дома. За перегородкой сейчас пусто. Там квартира Горицвета, но он в отпуске.

— Его квартира? — удивился Юрий. — А здесь?

— Тут моя. Мы живем порознь.

— Ничего не понимаю.

— А вам и не надо понимать, — засмеялась она. Влажно блестели ее глаза, голос звучал певуче, тревожно. — Садитесь к столу. Руки согрелись?

— Совсем, — повеселел Бесстужев.

— Вы как любите закусывать, — говорила она, ставя на стол тарелки, хлеб в вазе, графин. — Острым, селедкой? Или колбасой?

— Давайте все! — шутливо сказал он, сам удивляясь своей смелости.

— Вот это приятно слышать.

Полина наклонилась к нему, волосы защекотали щеку. Сказала в самое ухо:

— Я очень, очень рада, Юра!

— Чему?

— Вы здесь, у меня.

— Ну, вот, — пробормотал он.