Иннокентий Галченко - Геологи идут на Север

После некоторых колебаний рискованное предложение Сергея принято. Вечером пароходы, за исключением одного, стоят уже около кромки льда.

Мы два дня ночуем на пароходе. На третий день по трапу, спущенному прямо на лед, выгружаемся и переезжаем на берег.

Через несколько дней разгрузка пароходов уже идет полным ходом. Ящики и тюки выгружаются прямо на крепкий лед, тут же их укладывают на машины и увозят на склады.

Работы завершаются сравнительно благополучно. Только две машины провалились с грузом под лед, который треснул после отлива. Водители успели выскочить на лед в предусмотрительно открытые двери кабин. Незначительная часть груза была подмочена морской водой, выступившей на поверхности прогнувшегося от тяжести льда.

Пароходы, прогудев на прощание, медленно выходят один за другим в открытое море. С другой стороны бухты слышатся взрывы — это горняки приступили к постройке причалов будущего порта.

В маленьком кабинете Цареградского, где помещается вся геологоразведочная служба Дальстроя, людей набилось, как сельдей в бочке. Накурено и душно. За столом сидит Раковский, перед ним чертежи кунгасов.

— Смотри, Степан, — обращается он к наклонившемуся над чертежами Дуракову, задумчиво покручивающему свой черный ус, — придется вот такого типа кунгасы делать, тонн на десять грузоподъемностью, По весенней воде они пройдут через пороги. Всего для переброски нашего груза потребуется около двадцати таких кунгасов. Бери рабочих, которых мы с тобой отобрали, и дней через пять двигай на сплав. Нужно торопиться. К первому мая необходимо построить все кунгасы. Но строй их, Степан, на совесть, покрепче, сам знаешь, что им предстоит выдержать…

Степан, не тратя лишних слов, тут же садится писать заявку на все нужные для строительства материалы.

— Ну, а теперь нам с тобой, Иннокентий Иванович, надо поговорить о подготовке людей, — обращается ко мне Раковский. — Помещение для курсов имеется. Программу мы с Валентином Александровичем разработали, рассчитана она на три месяца. Завтра можно будет приступить к занятиям. Геологию прочтут Цареградский и Ушаков, поиски — я, разведку, математику можешь ты, и так далее, не стесняйся, привлекай, кого найдешь нужным. Да… Вот здесь четыре комсомольца просятся к нам в экспедицию, коллективное заявление подали. Сейчас послушаем, что скажет их представитель Дмитрий Асеев.

Вперед выходит высокий молодой паренек, взволнованно дыша, срывающимся звонким голосом обращается к нам:

— Очень просим взять нас в экспедицию. Все мы закончили десятилетку, а я даже два курса Ленинградского горного института, но определенных профессий не приобрели. Здесь работаем кто в бухгалтерии, кто в плановом отделе. Но эта канцелярская работа не по душе. Ребята мы здоровые, умеем плавать, стрелять, в школе занимались спортом, туристами ходили по горам Крыма и Кавказа.

— Это очень хорошо, товарищи, но учтите, — серьезно говорит Раковский, — в экспедиции вам придется много и тяжело работать. Все это совсем не будет походить на спортивную экскурсию или туристские походы и, самое главное, потребует от вас специальных знаний.

— Вот мы и хотели просить принять нас на курсы коллекторов и прорабов, — в один голос заявляют комсомольцы.

— Договорились, — заключает Цареградский, — учитесь. В зависимости от вашей успеваемости будем решать, взять или нет вас в экспедицию.

Довольные комсомольцы шумной ватагой выскакивают из кабинета.

— Ну, теперь примемся за вас, Наташа, — улыбается Валентин Александрович.

— Вы так упорно уговариваете меня ехать в экспедицию, что я, кажется, вынуждена буду дать свое согласие, — смеясь, говорит она. — Но если я и поеду, то только вместе с Верой, мы с ней так сработались.

— Это у нас уже предусмотрено, — вставляю я.

Наташа смотрит на меня серьезно, и я, смутившись, замолчал.

— Так и запишем, едете с нами, — говорит Цареградский, прощаясь с Наташей.

У нас с Наташей после моего отпуска установились какие-то странные взаимоотношения. В первую встречу она радостно со мной поздоровалась и почти весь вечер расспрашивала о том где я побывал, о Москве. Рассказывая, я невольно любовался ее загорелым лицом, задумчивыми глазами. Но стоящие рядом молодые люди всячески старались привлечь внимание хорошенькой девушки. К концу вечера вниманием Наташи всецело завладел чернобровый красавец Артистов. Я сидел в углу, разговаривая с Аней, и каждый раз, когда слышал Наташин смех сердце мое болезненно сжималось.

После этого вечера она при встречах со мной старалась сделать вид, что она очень занята работой, торопилась куда-нибудь уйти или начинала оживленно разговаривать с Верой, односложно отвечая мне. У нас никак не налаживались те хорошие товарищеские отношения, которые были летом в полевой партии.

Несколько раз я давал себе слово не встречаться с Наташей относившейся ко мне все с большим безразличием, но получалось так, что я опять ее видел, и мысли о ней не покидали меня ни днем, ни ночью.

Сейчас услышав, что Наташа, наконец, решила ехать с нами, я в душе ликовал. Я буду работать с ней, я буду ее видеть каждый день.

— Вот что — перебивает мои мысли Сергеи, — женщин экспедиции на сплав не будем брать, провезем на оленях по зимней дороге. На днях мы все двинемся в тайгу.

— Я предпочитаю плыть вместе со всей экспедицией, а то какая же я буду начальница партии. Нет, мы с Верой поплывем, — решительно заявляет Наташа. Она уже одетая стоит у двери.

Ну, вам, девушки, виднее, — покосился Сергеи, — только смотрите, не зовите маму на порогах.

С утра, упаковав вещи, томлюсь в ожидании машины, которая должна заехать за мной. Большая часть-работников экспедиции уже уехала. Вчера я проводил своих курсантов, коллекторов и прорабов. Вечером вслед за ними уехал Раковский, которому выпала честь сопровождать женщин. Он должен помочь им уехать на прииски оленьим транспортом, минуя пороги. Остались лишь Цареградский, заканчивающий последние дела, и Наташа с Верой. Девушки трудятся над заключительной главой своего отчета.

После обеда, когда я уже окончательно решил, что сегодня не уеду, за мной подъезжает груженая машина! В кузове, завернувшись в тулуп, сидит человек.

— Александр Егоров, еду вместе с вами промывальщиком в экспедицию, — кричит он мне. Его широкое медно-красное лицо расплывается в приятной улыбке, виден ряд крепких белых зубов.

С помощью Александра мы быстро грузимся. Я сажусь в кабину. Егоров снова завертывается в тулуп, поудобнее устраивается на тюках, и машина трогается.

Мимо проплывает строящийся город, вдали виднеется закованная льдом, бухта Нагаева, за ней в дымке — бескрайнее море.