Иннокентий Галченко - Геологи идут на Север

— Мика, видишь? — показываю ему на скалу.

— Интересно, интересно!

— Сделай-ка затес на дереве. Завтра здесь проверим!

— Завтра? А почему не сейчас? Валунов кварцевых здесь уйма!

Мику подмывает сегодня же опробовать новое место. Саша наверняка исчез с этой целью. По совести сказать, меня самого уже давно тянет промыть одну — две пробы. Я решительно встаю.

— Хорошо. Бери лоток!

Мика моментально хватает лоток и почти бегом направляется к устью ключа.

Мы садимся на корточки у подножья скалы и разламываем плитку за плиткой.

— Триасовые отложения, а признаков металла нет. — Мика многозначительно поднимает указательный палец. — Попробую с той стороны…

Он исчезает за скалой. Я продолжаю отковыривать плитки.

— Иваныч, иди сюда! — слышу шепот Мики. Он подает таинственные знаки рукой — дескать, тихо ступай, не шуми. Подчиняясь этим сигналам, я на цыпочках захожу за скалу. В десяти метрах от нас — кварцевая осыпь, закрытая со стороны реки скалой. У подножья осыпи торчат ноги Александра. Туловища не видно, оно поместилось в яме. Он так увлечен работой, что ничего не слышит и не замечает.

— Тсс! — на цыпочках приподнялся Мика. — Я его сейчас, как глухаря, накрою.

— Нельзя, испугаешь! Видишь, как его захватило, — шепчу я ему в ответ.

Александр пятится задом и выползает из ямы. Мы прячемся за скалу.

Он идет мимо нас с полным лотком к воде. Затаив дыхание, неслышно ступая босыми ногами, мы подходим к Александру и становимся за спиной. Первоклассный мастер лотка, он работает так, что все его движения точны, ловки и бесшумны. Лоток то с изумительной быстротой вращается на воде, то вылетает вперед, и при каждом взмахе вода смывает пустую породу. Вот смыта порода и галька, в лотке одни эфеля.

Александр пробуторивает эту кашу рукой и начинает отбивку. Словно черный дымок слетает с лотка, а под ним…

— О-о-ох! — глубоко и протяжно вздыхает Мика. — Сашка ты мой косолапый, вот это дела.

Александр вздрагивает и смотрит на нас, не узнавая. Потом протягивает мне лоток.

— Иннокентий Иванович, вот это проба…

— На ключе имени Александра, — говорю я ему в тон.

Огромный таежный мир сузился для нас в пределах этого маленького ключа. Надежды и радость открытия сосредоточились здесь. Отличное месторождение!

— Ребята, а ужин? Я так хочу есть, что самому страшно! — спохватывается Мика.

Я протягиваю Мике часы:

— Половина четвертого! И не увидели, как ночь прошла.

Мы снова сидим у костра. После завтрака фантазируем, развалясь на траве и покуривая трубки.

Мы определенно нашли несколько промышленных объектов. Что-то здесь будет через несколько лет?

— Что будет? А вот что будет! — отвечает Мика. — Придут за нами строители, инженеры. Дорожники проведут трассу. Загремят экскаваторы, бульдозеры вздыбят землю и разворотят скалы. Возникнут поселки и расцветет тайга, заживет настоящей жизнью..

— А что будут делать геологи? — справляется Данила.

— А мы пойдем дальше, на Север…

Пора закруглять маршрут и возвращаться к нашим лабазам. Нам нельзя забывать основное задание — исследовать Улахан-Чистай.

Перед нами возникает знакомый водораздел, пересечем его — и кольцо кругового маршрута замкнется.

— Как — то там наши лабазы? — беспокоится Александр.

Мы идем, стараясь наверстать время. Сопки чуть-чуть потускнели, словно их заставили гигантскими дымчатыми стеклами. В воздухе чувствуется какой-то-не свойственный ему запах. Данила останавливается и тянет воздух, широко и часто вдыхая.

— Тайга горит, — объявляет он уверенно.

— Где, где?

— За водоразделом. Крепко горит тайга…

Нас охватывает чувство тревоги. А что, если пожар коснется стоянки? Пропали наши лабазы! Мы начинаем торопливый подъем на водораздел. Сопки тускнеют все больше и больше, и вот уже зловещие рыжеватые облачка сползают по ним в долины. Все покрывается плотной сизоватой дымкой. Теперь солнце становится похожим на медное пятно. Неприятно и уже сильно пахнет гарью. С вершины водораздела нам открывается страшное зрелище.

Горят три противоположные сопки. На крайней сопке слева огонь, захватив половину склона, поднимается вверх неровным полукольцом. Узкие ленты пламени опоясали вершину сопки, возвышающейся справа. Ее центр, словно оправленный в гигантскую багровую раму, еще не охвачен огнем. Средняя сопка пылает вся — от подножья до самой вершины; освещая вечернюю мглу, пламя бежит по сопкам, захватывая новые, еще не тронутые места. Зеленые кусты стланика вспыхивают сразу, словно взрываются. Одинокие лиственницы горят, как тонкие высокие свечи. Треск ветвей, шипенье огня, шум горного потока — все сливается в единый гул. Бушующая стихия все уничтожает на своем пути. Нас утешает одно — лабазы далеко от пожара и пожар уходит от них в противоположную сторону.

Мы спускаемся в долину и долго продвигаемся по опустошенной местности. Ноги погружаются в мох, из-под которого вырываются мелкие искры. Проникая под мох, огонь попадает на торф, а торф может гореть под землей неделями. Черный горячий пепел и знойный воздух пожарища долго преследуют нас. Какой-то неосторожный охотник бросил окурок или не погасил ночного костра — и вот стихийное бедствие, уничтожившее тайгу на десятки километров вокруг.

Мы спешим в сторону наших лабазов. Пожарище остается позади. Снова идем по руслу потока, в зеленых тоннелях кустарника, по золотистым песчаным косам. В одном месте над потоком — небольшой прижим. С гранитных глыб склоняются кусты голубики. Данила останавливается и замечает:

— Медведи ходили. Ягоду обсосали. Смотри…

Кустарник обглодан и помят. Данила переваливает прижимчик и смотрит на землю.

— Вот они — следы…

На земле едва заметные отпечатки медвежьих лап.

— Ух, и боюсь за лабазы! — говорит Александр.

Мика снимает с плеча винчестер. Мы идем по медвежьим следам. Вот они появляются то на ягеле, то на песчаных косах.

— Куцаганы, — бормочет Данила.

Наконец за поворотом реки показывается наш первый лабаз — маленький барачек, сделанный из сруба, который остался от снятой палатки. От лабаза к реке тянется белая мучная дорожка. Разорванный куль с мукой лежит наполовину в воде. Стены лабаза, пни, кустарники покрыты мучной пылью. — Кругом разбитые пачки спичек, разбросанная соленая кета, шоколад, папиросы. Валяется странно распластанный полушубок с оборванным рукавом, а в стороне от него — длинный резиновый сапог. И всюду — свежие следы медведей. Они резко выделяются на мучной дорожке.

— Вот пакостники! Вот натворили! — ругается Александр, собирая остатки своего полушубка.

— Набедокурили основательно, — соглашается Мика и быстро идет к двери лабаза. На всякий случай он поднимает винчестер и взводит курок. Но в лабазе — спокойно и тихо. Только жужжат встревоженные мухи и поют комары. В лабазе — полный погром. Стол свернут, нары тоже, оба окна, затянутые вместо стекол бязью и забитые досками, продраны. В бочонке со сливочным маслом — след когтистой лапы. Всюду рассыпаны мясные консервы, сахар, плитки шоколада. Александр долго и зло ругается, определяя размеры ущерба. Данила и Мика молча раскуривают трубки. К счастью, до второго лабаза медведи не добрались.