Лидия Вакуловская - Вступление в должность

Час назад, когда они еще плелись по склону сопки, загроможденной каменьями, Олег Егоров оступился и, грохнувшись на камни, изрядно расквасил себе лицо. Потому-то он, чмыхнув распухшим носом, из которого недавно хлестала кровь, с досадой молвил: «Черт его придумал, это золото!» — «Телец презренный, а не благородный металл!» — поддержал его Степа, так как не было случая, чтобы мнение братьев в чем-то расходилось. Тогда и Яшка Тумаков полусонно и вяло заметил: «Ничего не попишешь — «Люди гибнут за металл, сатана там правит бал…» Зуев засмеялся и подтвердил, что именно Сатана, а точнее, Черт, во всем и виноват. И рассказал веселую байку о том, как Господь-бог создавал землю. По байке выходило, что Бог из любви к человеку взялся создавать Средиземное море, с пляжами, пальмами и цитрусовыми. Прискакал к нему Черт и спрашивает: «Для чего ты, Боженька, так стараешься?» — «Для того, чтобы люди беззаботно в тепле жили», — отвечает Бог. «Ты плохо их знаешь, — говорит Черт, — Они будут там, где ни пальм, ни цитрусовых». Свистнул Черт, призывая к себе своих подручных чертенят, махнули они к полюсу и давай на холодной земле рассыпать золотой песочек. Вот и вышло так, как Черт предрекал: снялись люди с насиженных благодатных мест и понеслись за тем песочком в холодные дали.

Выслушав байку, Алена в раздумье сказала: «Я понимаю — соль искать, уголь, медь, они нужны людям для жизни. А зачем золото, что из него сделаешь, кроме кольца или брошки? Просто лежат где-то в банках груды золота — и все. Странно даже. Из одних банков в другие перевозят, из страны в страну. Придумали когда-то, что это самый ценный металл, так и осталось навсегда. А если бы его не было, все равно бы люди жили, правда?» — «Правда, Сероглазка, — усмехнулся Зуев, — Но раз уж так до нас повелось, нам с тобой одно остается: искать да искать.». — «А если Касымов зажмется, не выдаст место?» — спросил Зуева Леон. Но ему ответил не Зуев, а Мишка Архангелов; «Припугнем, так в два счёта расколется». А Зуев сказал: «Нет, пугать не будем, сами найдем».

Они знали историю с эвеном Касымовым — Зуев еще в Орумчане рассказал. Сам он проведал о Касымове случайно. Прошлой осенью добирался из тайги на попутке в Магадан, и в одном из поселков, лепившихся к колымской трассе, в кабину подсел новый пассажир — спешил на соседний прииск к свадебному столу племянника. От поселка до поселка — двести километров, успели разговориться, и разговор, естественно, пошел о золоте, так как оба они были к нему причастны: Зуев искал его в земле, Афанасьич (так отрекомендовался попутчик) работал в золотоприемной кассе на прииске «Забытый», откуда и держал путь на свадьбу. Вот и рассказал он Зуеву, как эвен по фамилий Касымов, из глубинного поселка Ома, несколько лет сряду сдавал в их кассу золотые самородки. Завидные самородки были, до килограмма тянули, а металл — жильный, самой высокой пробы. По-русски Касымов говорил плохо, на все вопросы — где нашел, как нашел — отвечал, что нашел в тайге, а в каком месте, не помнит. Зуев удивился, почему Афанасьич проявил такое безразличие — ему бы геологам сообщить, чтобы уцепились за Касымова. «А что толку? — отвечал тот. — Я нюхом чую, что он простачком прикидывается, значит, жилу не покажет. Спасибо и за то, что приносил. Но как бы не помер он, второй год не является». Прощаясь, Афанасьич обещал сообщить Зуеву о Касымове, если тот вдруг снова объявится на прииске, и задержать его под каким-нибудь предлогом до приезда Зуева. Мысленно Зуев взял на заметку таежный поселок Ому, а обещание случайного попутчика всерьез не принял, посчитав, что тот забудет об их встрече за свадебным возлиянием.

И вдруг через несколько месяцев — телеграмма: «Срочно приезжайте. Прибыл Касымов». Зуев тотчас же отправился на прииск «Забытый», нашел Афанасьича. Тот и говорит ему: так и так, принес Касымов два крупных самородка, сидит в гостинице, ждет, пока в кассу деньги привезут, чтоб уплатить ему за золото (такой предлог придумал — пустая, мол, касса, нечем платить), а не являлся долго из-за несчастного случая: на охоте ружье подвело, один глаз ему дробью вышибло.

Пошли они вместе в барак, где имелась комната для приезжих. Касымов сидел на завалинке барака, дымил трубкой. Низкорослый эвен средних лет, желтолицый, в меховой одежде, один глаз, совсем белый, наполовину закрыт изуродованным веком, другой — узкий и черный, глядит с живым любопытством, — таким увидел Павла Касымова Зуев. — «С цем идес, кассира? Мосет, деньга твой касса присёл?» — встретил он вопросом Афанасьича, проворно поднимаясь на кривые ноги. «Пришли деньги, — говорит тот. — Пойдем, получать будешь». Повели они его в золото-приемную кассу. Касымов вынул из-за пазухи меховой мешочек, а в нем — два самородка: один — величиной чуть ли не со стакан, другой — немного поменьше. Зуев сразу определил: лежит где-то на самой поверхности земли золотая жила — хоть голыми руками бери, и Касымов определенно знает, где брать.

Не сочтя нужным деликатничать с Касымовым, Зуев строго спросил его, в каком месте омской тайги взял он самородки. «Сам не снай, — отвечал ему Касымов, улыбаясь прокуренными зубами и часто взмаргивая живым черным глазом. — Тайха сёл, ета стука насёл, дальса посёл». Зуев смекнул, что строгостью Касымова не проймешь. Стал дружески расспрашивать — далеко ли река или ручей от того места, где попались самородки, и какая там тайга — редкая или густая, и какая почва — мшаник или каменистая. Он терпеливо спрашивал, а Касымов долдонил одно: «Не снай. Я тайга сёл, ета стука насёл…» Удрученный такими ответами, Зуев наконец спросил Касымова: «Ну а если весной придут в Ому геологи, пойдешь с нами в тайгу проводником? Будем вместе искать эти штуки, согласен? Мы тебе деньги платить будем». — «А спирьт немноська дай будес? Спирьт дай будес — пайтём!» — совсем разулыбался Касымов, проворно складывая в меховой мешочек денежные пачки. Потом уж как-то очень шустро выскользнул за дверь, бросив Зуеву с порога: «Не сапивай свой слёво! Весна сдать типя буду!»

И тогда Зуева взяло сомнение: темнит Касымов или в самом деле: «Сёл, сёл и насёл»? Если темнит, отчего же согласился стать проводником?.. Позже Зуев запросил лабораторные данные самородков, найденных Касымовым. Данных за прежние годы не сохранилось, а металл последних двух самородков был разной пробы. Стало быть, Касымов действительно мог случайно натыкаться на самородки и не помнить мест, где находил. Тогда получалось, что омская тайга весьма богата золотом. Зуев настоял в управлении геологоразведки снарядить в Ому экспедицию и сам ее возглавил. Покидая свою базу в Орумчане, он не мог наверняка знать, как встретит его в Оме Павел Касымов.

Они вошли в Ому, когда весеннее солнце, наплававшись в раздолье небесной сини, присело отдохнуть на растрепанную гриву тайги и опалило ее заревом. И глазам предстала удивительная картина: медные избы селеньица вольно раскинулись среди таких же лиственниц, образуя некое подобие не совсем кривой, однако же и далеко не ровной улицы, посвечивали медными окнами. Из дверей выбегали низкорослые эвены и с нескрываемым любопытством разглядывали появившихся из тайги пришельцев, навьюченных рюкзаками и скатками, ибо в их глухомань подобный народ вовек и не забредал. Не успели геологи у кого-нибудь спросить, где живет Павел Касымов, как тот уже сам подбежал к Зуеву и, выдернув изо рта алевшую огоньком трубку, обрадованно залепетал, часто взмаргивая одним глазом: «Сдал, сдал типя!.. Пайтём, пайтём!.. Мой испа сдал типя!..» — указывал он рукой на высокую избу с высокой трубой.