Борис Лавренёв - Срочный фрахт

— Глуп ты, Белявский! Чего же ищешь тут? Ведь они жили здесь при оккупантах. Неужели не мог сообразить, что их давно нет здесь?.. Нужно в совхоз.

Он вскарабкался по откосу к машине и, садясь, оглянулся на халупку.

Машина развернулась, сделала две петли по шоссе и въехала в ворота совхоза. Навстречу по аллее шел сухощавый старик, неся на плече лопату. Замирая от ожидания, Белявский спросил:

— Дедушка, не знаете, где я могу найти вашу лаборантку?

Старик прищурил глаза.

— А вам какую надобно? У нас их четверо.

— В том-то и беда, что я не знаю ее фамилии. Знаю только, что ее зовут тетя Аля… Понимаете, тетя Аля?

Старик распустил морщинки у глаз и улыбнулся.

— Так бы и сказали сразу, товарищ командир. Тетя Аля — наша, партизанская… Как не знать. Вот въедете на взгорок, направо будет дом, двухэтажный, лазурью выкрашен. Через палисадничек пройдете и спросите… А вы издалека, товарищ командир?

— Издалека… очень издалека, дедушка, — крикнул Белявский, обернувшись из тронувшейся уже машины, — С другого края света.

На взгорье между темной зеленью мелькнула слепящей лазурной голубизной степа дома. Капитан-лейтенант, не ожидая остановки, выпрыгнул из машины и открыл калитку в низкой каменной стене. Перед ним был фруктовый сад. На подпертых рогачами ветках зеленели наливающиеся соком ранние яблоки. Было тихо и знойно. Пахло травой и медом. Ласково звенели проносящиеся пчелы. Проходя рядами яблонь, Белявский увидел приставленную к дереву маленькую стремянку. На ее третьей сверху ступеньке работала женщина в белом платье с украинской вышивкой. Капитан-лейтенант увидел ее со спины. Женщина держалась одной рукой за ветку, а другой подрезала сучок кривым садовым ножом. Во всех ее движениях чувствовалась ловкая сила.

— Товарищ, — окликнул ее Белявский, — будьте добры сказать…

Он не успел договорить. Женщина повернула голову, взглянула и неожиданно так резко откинулась назад, что стремянка пошатнулась и начала валиться. Капитан-лейтенант хотел подхватить, но женщина на лету ловко спрыгнула на землю и выпрямилась.

И оба сразу узнали друг друга. Белявский узнал ее не по лицу, изменившемуся, взрослому, потерявшему детскую угловатость и худобу горького военного времени, а по глазам, по-прежнему зеленоватым, глубоко спрятанным под мохнатыми, как пчелиные лапки, ресницами. Они стояли друг против друга, еще не веря себе, боясь произнести слово, оглушенные, смятенные нежданным.

Потом Ирина стремительно побледнела, так, что вся кровь ушла из-под смуглой кожи щек, и лицо ее стало землисто-оливкового цвета. Губы раскрылись судорожным движением, словно она хотела глотнуть как можно больше воздуха, и эти побелевшие губы выдохнули с силой одно слово:

— Одиссей?!

Прежде чем Белявский успел ответить, девушка рванулась к нему и, обняв за шею, прильнула в таком жадном порыве, как будто искала в этом объятии спасения. Ее тело билось резкой судорожной дрожью, и он услышал прерывистый шепот:

— Вернулся… Все-таки вернулся… Я знала, что вернешься.

Она подняла голову и вплотную смотрела в глаза Белявскому сияющими глазами, из которых падали на его китель почти непрерывным ручейком крупные, сверкающие на солнце, счастливые слезы. И, поддерживая бессильно и радостно поникшее на его руки тело, Белявский, потрясенный, понял, что держит в этих опаленных боем, прошедших сквозь кровь и огонь солдатских руках счастье огромной любви, которое дается человеку лишь раз как бесценный дар жизни.

1952 г.

Черт возьми! (англ.).

Прекрасно (англ.).

Капитан, дайте мне, пожалуйста, шиллинг… Будьте здоровы! Как поживаете? (англ.).

Черт. (англ.).

Сумасшедший! (еврейск.).

OВР — охрана водного района.

Ясное крымское небо (нем.).