Евгения Леваковская - Нейтральной полосы нет

Старуха замялась, но тут уж Вадим ее не понукал. Напротив того, с наивозможной непоспешностью похлопал себя по карманам, ища заведомо лежавшие под бумагами сигареты, нашел, закурил.

— Она вернулась после происшествия, дня через два — через три, наверное, точно не помню, но помню, что после, потому что спросила меня, сколько может стоить картина, которую украли.

— Почему же она именно к вам с этим обратилась? — с долей недоумения в голосе спросил Вадим, покуривая. — А Волкова имеет отношение к живописи?

— Ну что вы? — обиделась за живопись старуха. — Не могу представить, как она имя художника запомнила. Она совершенно, она убежденно темный человек! Но она знала, что я многие годы работала редактором в издательстве «Искусство».

— Ну и что же вы ей сказали?

— Я сказала, что, на мой взгляд, этому полотну нет цены. В общем, объяснила, что это музейная вещь. Сейчас она опять уехала. Мне прямо жалко ее мужа. Он работает и учится, это истинный подвижник.

Тревога в глазах старухи нарастала. Она выговорилась, но никак не могла решить, правильно ли поступила, отважившись сюда прийти. Может быть, все-таки зря?

«Вот пусть так пока и думает».

— Мы вам очень благодарны, — не кривя душой, сказал Вадим. — Вы поступили совершенно правильно, товарищ Краузе, и мы вам очень благодарны. Думаю, почти уверен, беспокоиться вам с вашим супругом нечего. Жилица вам, похоже, попалась не из самых достойных, но в конце концов это дело ее мужа. Об ограблении она могла узнать от подружек; что ценой интересовалась, так есть же заземленные люди, которые и луну рады бы оценить. Мужу можно посочувствовать, но не вы ее сватали. У него-то никаких обнов не обнаружилось?

— Какое там! — Краузе махнула рукой, — Рад до смерти, что брюки без манжет стали носить. Обрезал манжеты, а то бахрома образовалась. В дни зарплаты покупает запас пакетов «суп пюре», тем и живет. Когда к ней подружки приходят, он черным хлебом уши себе залепит, так и занимается.

— Выбирал бы жену, — подытожил Вадим. — Давайте-ка, товарищ Краузе, я вам все-таки выпишу повестку. Чтоб не донимал вас никто, как вы решились, да почему и с чем к следователю пошли. Я многих для беседы вызывал, ну, считайте, и вас вызвал.

Старуха просияла, когда Вадим вручил ей повестку. Ясно-понятно, стеснялась расспросов, боялась прослыть доносчицей, да и по существу опасалась навлечь подозрение на безвинных людей.

— Если поинтересуются, о чем был разговор, скажите, спрашивал, не проходила ли второго числа мимо дома Вознесенского, не встретился ли молодой человек с бородой. А кстати, жилец ваш и Громов не бородатые?

— Что вы, что вы, оба аккуратные, оба бритые, а Громов очень хорош собой, красив, ходит как струна.

Сравнение ее не отличалось точностью, однако ж видно было, что Громов и на нее, вполне интеллигентную, близкую к искусству старую даму, произвел впечатление.

— Вы спрячьте повестку в сумочку, — посоветовал Вадим. Старуха держала листок в руках, как подарок.

Еще раз поблагодарив, он проводил Краузе до двери. Она ушла успокоенная: гражданский долг выполнила и ни на кого не донесла, поскольку жиличка ее хоть и без нравственных устоев, но к ограблению отношения не имеет, раз ни о чем таком следователь не спрашивал.

«Что ни говори, старуха принципиальная и в своем роде отважная», — подвел черту Вадим, закрывая за ней дверь.

Быстрыми шагами вернулся он к столу. Кажется, теплеет, теплеет, точка на экране локатора обретает объемность. Белый лист, жальце шариковой ручки. Сейчас — для себя, потом он еще раз вызовет Краузе — уже для протокола.

Итак, Раиса, она же Инна Волкова. Бораненков и Краузе… На Волкову послан запрос. Чернова Мария, местная жительница, подруга Волковой. Евгений Громов — любовник Волковой. Связь свою с ней от родителей не скрывает. Администратор Москонцерта, живет в Москве. На него немедленно запрос. Сейчас же найти и вызвать Чернову, пока ей, а следовательно, и Волковой не стало известно о вызове Краузе, пока каждая — сама по себе. Чернову — сейчас же. Местная жительница, служащая, время рабочее.

Пока искали начальника отдела внутренних дел района Шурыгина, Вадим записал на листке:

«Несчастье? Ссора с другом, кто друг? Машина? Чьи деньги?»

Майора Шурыгина — за годы службы они не первый раз встречались — Вадим попросил:

— Петр Фомич, как можно побыстрей, только не напугайте. Чтоб работать с ней можно было. Не в курсе, где Корнеев?

Шурыгин сказал, что сам собирался звонить Вадиму. Материал на Волкову пришел, и Корнеев остался доволен. Во вторую половину дня будет в гостинице. Сегодня опять работал с Завариной.

«Зацепили», — уже уверенно подумал Вадим.

Видимо, что-то подходящее, «в цвет», как они говорят, есть.

Что даст Чернова? Не может быть, чтоб она, подруга, знала о Волковой меньше, чем старуха хозяйка. Конечно, лучше было бы сначала посмотреть материал на Волкову, а потом говорить с Черновой, но, во-первых, надо быстрей, уже как можно быстрее, а во-вторых, абсолютно не исключено, что не только подруга, но научный муж и тот может не знать о прошлом этой Инны-Раисы. Сколько таких случаев известно. Не времена трех мушкетеров, плечи красавицам не клеймят.

Очень скоро позвонил Шурыгин, сообщил установочные данные на Чернову. Лет девятнадцать, родилась в Колосовске, кроме как на выходные в Москву, никуда не выезжает, живет с матерью, работает в ветнадзоре. Минут через тридцать — сорок придет. Нет, не забеспокоилась. В городе многих вызывали, а у нее подходящий маршрут.

Есть, значит, свободных тридцать — сорок минут. Теперь Вадим позволил себе задуматься над тем, что, пожалуй, глубже всего заинтересовало его в рассказе Краузе, — о вопросе Волковой касательно цены картины.

Вадим поднялся и пошел — пошел шагать по номеру.

Пригодно ли объяснение, подсунутое им старухе: малокультурные люди нередко стремятся все оценить в рублях?

Единственно ли возможно оно? Ничуть. Кроме всего, почему вопрос задан не сразу, после распространившихся по городу слухов об ограблении, а через несколько дней, когда у постороннего человека интерес к происшествию мог бы и поостыть?

Хорошо, на несколько часов отложим этот примечательный вопрос. До ознакомления с прошлым Волковой. А с чем мы выходим на ее подругу, на Чернову? У нее какие-то неприятности. Возможно, с другом. Кто он? Какие деньги ее беспокоят? С чьей машиной авария?

В учебниках подробно объясняется, как следует допрашивать очевидца, потерпевшего, подозреваемого, обвиняемого. Любой следователь, каждый инспектор угро без конспекта прочтут об этом небольшую, но вполне грамотную лекцию.

Вот сейчас Вадим пойдет в отдел, и к нему явится для беседы девица. Кто она, очевидец или участница преступления? Кто-то же взял у бородатого красавца спортивную сумку с иконой и картиной. А может быть, все-таки была машина? Говорила одна из опрошенных о такси. Если Чернова через Волкову связана с преступниками, то какие, с кем неприятности, почему слезы? Пока у них — у тех, кого Вадим, Корнеев, вся группа ищут сейчас, — пока у тех все вроде бы идет хорошо…