Ефим Зозуля - Мастерская человеков

Мурель вернулся в Москву весьма озабоченным. Кто бы мог, глядя на этого чрезвычайно худого, жалкого на вид человечка, догадаться о причинах его озабоченности!

Маленький худой человек вез с собою материалы о советских людях, о лучших советских людях, выдающихся участниках социалистического строительства. Он вез с собою материалы о них, записи черт, столь необходимых советской стране. В особой книжке у худого человека были записаны адреса, железнодорожные станции, имена, отчества, фамилии, наименования учреждений, числа, дни, адреса телеграфов и многое другое, что обеспечивает вызов любого из виденных им людей для исследования. Всевозможными способами — обманом, хитростью — вызов любого из работников Турксиба был обеспечен.

Но не об этом думал худенький человек, приближавшийся к Москве в жестком вагоне дальнего поезда. Он думал об «Энциклопедии социальных типов советских работников».

Как должна быть составлена эта книга? Он видел ее. Внешне она не должна была представлять собою ничего особенного. Обыкновенная объемистая книга типа любой энциклопедии. А в ней без всяких рассуждений, без обыкновенной книжной воды, без унылой лжи, академического топтания на месте должны быть даны точные, проверенные, обобщенные характеристики типов советских работников. Каждой разновидности должно быть отведено не больше одной-полутора или двух страниц. Возможно, даже меньше. Здесь должна быть предельная краткость. Иначе работа рискует затянуться.

Какое количество разнообразнейших людей, богатейших разновидностей всевозможных социальных типов придется записать! Сколько будет положительных, сколько будет отрицательных, сколько будет безразличных человеческих существ, столь замедляющих исторические процессы! Какая работа! Какая работа!

…Кто бы мог подумать, глядя на худенького человека, жалкий вид которого усугубляла бедная обстановка жесткого вагона, что он взвалил на свои слабые плечи такую грандиозную задачу!.. На кого он был похож, этот заморыш? Трудно сказать… В советской стране даже не встретишь таких. Несмотря на то что жизнь чрезвычайно трудна и ответственна, каждый советский гражданин загружен и даже перегружен работой; несмотря на то что каждого, кроме производственной работы и общественной, в достаточной мере отягощают еще всякие заботы, формальности, бесконечные препятствия, встречаемые решительно на каждом шагу; несмотря на все это, а также и на кризисы, которые так часты в советском быту, в том числе и продовольственный кризис, таких худых людей, как Мурель, в советской стране почти нельзя встретить. На кого же он был похож? Его глаза обращали на себя внимание. Такие большие, вдумчивые… Вот что значит эликсир интеллектуальности, щедро влитый Капеловым в свое время!

Капелов хорошо относился к своему детищу. Он ценил Муреля. Ведь как мало интеллекта обычно встречаешь в жизни! Даже в таких учреждениях, где интеллект, казалось бы, должен быть на первом месте, где интеллектуальная жизнь является их основой, например, в ученых обществах, литературных и художественных объединениях и так далее, интеллекта все-таки очень мало. Преобладает псевдоинтеллект, суррогаты, эклектизм всех сортов и видов, интеллектуальное воровство, подражание, бедность и интеллектуальная нищета.

Или взять даже Мастерскую Человеков. Уж, казалось бы, тут должен был бы господствовать настоящий интеллект! Но и тут его чрезвычайно мало. У Латула он прикрыт странностями, страхом перед жизнью, абсолютной беспринципностью и скупостью; а у всех этих Кнупфов, Ориноко, Камиллов, Батайлей, Карташевичей и других он, как говорится, и не ночевал…

Так бывает всегда. В ученых обществах, в самых интеллектуальных учреждениях и институтах — то же самое. Если есть кто-нибудь по-настоящему интеллектуальный, то он пользуется в большинстве случаев небольшим авторитетом, а действуют какие-то секретари, ловкие люди, глупые люди, которые умеют жонглировать умными понятиями. Впрочем, кому это неизвестно!

Капелов поэтому очень ценил Муреля. О, он нисколько не жалел о том, что влил в него в большом количестве эликсир интеллектуальности.

Однако он встретил его довольно сдержанно. Капелов был озабочен. Действительно, очень уж много было забот!

Московскому отделению Мастерской Человеков повезло с помещением. В нем можно было развернуть работу по-настоящему. Но чего-то все же не хватало. Людей было как будто достаточно; за время отсутствия Муреля Капелов создал еще несколько человек, затем нескольких переделал из существующих. Но все-таки чего-то еще не хватало. От Кумбецкого получилось еще одно письмо его тоже получил Машкин, который опять прибежал в Мастерскую и передал его содержание. Кумбецкий спрашивал, приступлено ли уже к исследованию единоличника-крестьянина с целью точного определения: глубоко ли заложено в представителях этого социального слоя чувство собственности?

Капелов был далеко не уверен, сможет ли он выполнить как следует это задание. Между тем он понимал, что для Мастерской Человеков, желающей работать в Советской стране, оно является основным или одним из основных. В самом деле, что же может интересовать Советскую страну, если не такого рода исследования? Кумбецкий прав, от этого будет зависеть его отношение к Мастерской. Машкин, передавая второе письмо, добавил, что Кумбецкий просит сделать это по возможности срочно.

— Что делать? — спросил Капелов Муреля, оставив на время тон хозяина, заимствованный им у Латуна. — Я согласен, нам нужно исследовать всех, кого мы уже набрали по вашим наблюдениям и записям и по указаниям других людей. Пока вы отсутствовали, мы их тут набрали в достаточном количестве. Подвалы и ледник переполнены. Затем многих из тех, кого вы наблюдали на Турксибе, я тоже согласен вызвать сюда. Безусловно, в них можно найти новые черты, которые понадобятся нам для создания нового человека. Но как быть с просьбой Кумбецкого?

Мурель подумал и сказал:

— По-моему, мы справимся с этой задачей. В конце концов, что в ней особенного? Наберем нескольких единоличников — существа не бог весть какие сложные — и разберемся.

— Это легко сказать. Знаете, что такое чувство собственности у крестьянина? Вы знаете могучесть этой стихии? Это не шутка! Я вполне понимаю, почему это волнует Кумбецкого. Революций было много. Городские массы подымались сравнительно легко. Рабочий класс революционен по самой своей сущности. Но крестьянство! Крестьянство! Об эту косную массу не раз разбивались высокие революционные порывы. Знаете ли вы, что такое собственничество крестьянина-хозяина? Крестьянин-кулак — это первичный накопитель. Его жадность не знает пределов, его хищность не останавливается ни перед чем. Это — чисто звериное отношение к вещам, к имуществу, к чужому труду, к накоплению… По сравнению с ним самый жестокий и хищный капиталист — порой культурное и ласковое существо. Тот, как-никак, больницу построит для рабочих, у него можно вырвать деньги на университет, на стипендию, на благотворительное учреждение. А мужики — крупные собственники — это дикие кабаны, это вепри! Мужик-кулак — это заросшее чудовище, которое готово идти с вилами, с обрезом на всякого, кто посягнет на его логовище. Вся мировая литература не находила красок для изображения в сколько-нибудь светлых тонах этого чудовищного инстинкта!