Гавриил Кунгуров - Албазинская крепость

— О чем сказ? Аль нельзя помешкать до исхода обедни?

— Лихо!.. — прошипел скупой на речи письменный голова и умолк.

— Измена?! — допытывался воевода и ему чудился Гантимур.

— Лазутчик Тимофей Трубин, — говорил письменный голова, — с далекой Шилки прибыл. С тамошними тунгусами он в ладах. Ведали они ему на ухо с большой тихостью тайну: беглые казачишки, воровской разбойный люд с севера прибились в царство даурцев. Ведет тех воров Ярошка Сабуров, пропойца Пашка Минин да плут Ванька Бояркин. Озлобили те воры иноземцев. Даурцы тех беглых воров побили едва не без остатку и рать многую, воедино с манчьжурами, в панцирях, с пушками долгомерными двигают на твой острог…

Воевода, распахнув шубу, поспешно шагнул, гневно свел брови:

— Срамной князь Гантимур ложь пустил о междуусобицах китайцев.

— То отвод и подвох, не иначе… — ответил письменный голова.

— Не иначе, подвох… — согласился воевода и спешно пошагал в приказную избу, повернулся, спросил: — А тот Ярошка Сабуров в атаманах у воровских людишек?

— В атаманах, батюшка воевода. О нем сказывали: нравом мужик крутой, храбр, умом не глуп. Объят страстью: новые, нехоженые земли отыскивать. Смолоду в походах, и не столь к грабежному делу склонен, сколь из-за любопытства непомерного и жажды ратных подвигов, домогается новые земли повоевать, пути открыть в теплые страны. Лазутчик поведал тайну-тайн…

— Говори — насторожился воевода.

— Слышал он своим ухом от надежного доглядчика, что хранит атаман на груди, под железной кольчугой, тайный чертеж неведомых земель и царств, кои к земле русской прикосновенны и войной угрожают.

— Пустое! — перебил его воевода. — Тайные чертежи государств — царево дело, а не беглых грабежников.

Письменный голова не унимался:

— Атаман, сказывают, не таков, людишки его — доподлинные грабежники.

Воевода топнул ногой.

— Глупые твои речи! Кого обеляешь? У грабежников и атаман грабежник и вор!..

— Лазутчики сказывали…

— Лазутчики! — плюнул воевода. — Надо свою догадку иметь…

В ночь воевода послал скорых гонцов, а за ними сотню казаков, велел сыскать Гантимура, схватить и доставить в острог. Решил воевода засадить Гантимура в черную избу, забить в колодки и держать в аманатах заложниках.

Воеводские казаки под началом Васьки Телешкина носились по степи, но на следы кочевья Гантимура не попадали. За рекой Урульгой гонцы заметили серый столб дыма. Взгорячили коней и без опаски ринулись в погоню. Караван двигался навстречу. Казаки оторопели. Ехал посланец китайского богдыхана Шарандай со своей свитой. Шарандай, завидев казаков, недоумевал: в монгольтских степях не ожидал он встречи с русскими. Монголы обнадежили его, говоря, что степь от русских чиста, повоевали их монголы еще в начале лета.

Шарандай хотел бежать, но, боясь погони и разбоя, остановился.

Русские и китайцы съехались у высокого кургана. Васька Телешин и Шарандай одновременно сошли с коней и пешком направились навстречу друг другу. Не дойдя двух шагов, остановились и, рассматривая с большим любопытством друг друга, молчали. Васька принял китайского посла за монгола и спросил:

— Кто будешь?

Не понимая русской речи, Шарандай позвал из свиты толмача. Подошел высокий бородатый мужик в китайском халате, мягких войлочных туфлях. Васька признал в толмаче беглого казачишку Степку Мыльника. Вместе с отцом бежал он в китайскую землицу лет пять тому назад. По слухам, Степка женился на китаянке, открыл в Китайщине мыльное заведение. Варить мыло он и его отец были призванные мастера.

Васька поднял бровь, взглянул на беглеца сурово:

— Кого ведешь на Русь, китайский выкормок?

Степка Мыльник не обиделся, нахально отвечал:

— Не лай, не страшусь… Веду китайского посланца, везет он важную грамоту от самого богдыхана нерчинскому воеводе.

Васька перебил не к месту ретивого толмача:

— Молви своему посланцу, что дальше этого кургана его нога не ступит.

Васька отобрал двух бойких казаков и велел им скакать в острог с вестью к воеводе. Шарандай ласково, вежливо передал через толмача:

— Посол богдыхана стоит на монгольской земле, и русские не могут задержать важного гонца.

Васька ответил гордо:

— Посол стоит на русской земле!..

Шарандай удивился наглости казака, но повиновался, приказал поставить палатку и стал ждать воеводского ответа.

Приехал воевода, поставил палатку за курганом, поодаль от Шарандая.

Переговоры начались не вдруг. Воевода послал за Шарандаем, но, к великому удивлению русских, Шарандай не пришел. Он послал толмача, который передал: «По обычаю великого богдыхана, посланец не может столь унижаться, чтоб идти первым в палатку русских».

Воевода в гневе отослал толмача.

— Коль китайский посол столь горд и упрям, пусть сидит хоть все лето, а тому не быть, чтоб русского царя человек шел на поклон!..

В спорах прошел день.

На рассвете следующего дня сговорились поставить на середине пути палатку и войти в нее в одно время с двух сторон. Шарандай прислал в палатку подарки и справился о здоровье русского царя. Воевода послал отдарки и тоже справился о здоровье китайского богдыхана. После этого воевода и Шарандай одновременно вошли в палатку и поклонились друг другу низко. Шарандай в синем шелковом халате, в черной бархатной шапочке, в мягких туфлях. Высокий, стройный, подтянутый, с чисто выбритым лицом. Заговорил он голосом тонким, громко и торопливо:

— Почему русские не пускают посланца великого богдыхана в свой дом? Почему принимают в палатке? Плохо от этого будет! Беда!..

Шарандай жаловался, что великий богдыхан разгневается и жестоко его накажет: он заставит укоротить рост Шарандая на одну голову.

Воевода слукавил:

— Богдыханову посланцу пришлось бы далеко объезжать великие укрепления русских, что сделаны для отбоя черных степных разбойников.

Шарандай согласился, устало сел на ковер. Долго молчали, искали слов. Заговорил гость, льстя и заискивая:

— Солнце светит на небе, великий богдыхан — на земле. Горе источит русских, если они не выдадут богдыхану беглеца Гантимура.

Воевода таких слов не ожидал, отвечал смущенно:

— Гантимур волен избрать себе государеву руку.

Шарандай обиженно моргал и, заикаясь, говорил:

— Назад тому два дня, отыскав Гантимурову юрту, Шарандай клал перед ним большие подарки. Гантимур подарки не взял, а кричал и грозился, даже о великом богдыхане обидное слово молвил. Шарандай, в страхе зажав уши, бежал… Что скажет теперь Шарандай богдыхану?

Шарандай глубоко вздохнул, умильное лицо прикрыл ладонью, опустил голову.

За палаткой послышался конский топот, ржанье взъяренных лошадей и лязг оружия. В палатку просунул голову казак.