Елизар Мальцев - Войди в каждый дом (книга 1)

— Ты не расходись больно,— посоветовал с той же неторопливостью старший брат.—Я ведь могу и двинуть за оскорбления, придется потом самого по частям собирать.

— Да будет вам, черти! — крикнул Корней и толкнул Никодима в плечо.— Нашли время для драки! Уймитесь, а то я не погляжу на то, какие вы большие!..

— Ты же, тятя, знаешь Ромку...

— Я кому сказал? — Отец бешено сверкнул глазами.

Сыновья потупились и не проронили больше ни слова.

Осмотрев весь дом и обойдя пришедшие в ветхость надворные постройки, Корней велел сыновьям разгружать машину. Ксения обрадованно бросилась помогать братьям, работавшим хмуро и сосредоточенно, принимала от них вещи и носила в чулан. Один дед Иван, притомившийся за дорогу, горбился в своей дохе на крылечке и только следил за всеми.

— Шел бы ты к Дымшаковым, тятя! — сказал ему Корней, но дед досадливо отмахнулся.— Не чужие они нам — родня, какая ни на есть. Анисья, никак, дочерью тебе приходится. Да и Егор с одного разу не проглотит.

— А я, паря, никого и не боюсь вовсе! — заморгал ресницами дед.— Дай родным воздухом надышаться. А наговориться с родней я успею, у меня теперь жизнь пойдет долгая. Да и, окромя Анисьи и внуков, у меня тут, поди, одногодки мои еще землю топчут, будет с кем язык почесать.

Через полчаса, когда разгрузили машину, Корней достал из кармана бумажник, отсчитал шоферу деньги. Тот быстро зажал их в кулак, сунул за пазуху телогрейки и, прикрутив на углах расхлябанные борта кузова толстой проволокой, нырнул в кабину, хлопнув дверцей.

— Вот чертов левак! — глядя вслед заколыхавшейся по снежным увалам машине, сказал Роман и презрительно сплюнул.— Даже доброго слова не сказал на прощанье... Конечно, я мог бы поставить вопрос перед райкомом или председателем колхоза, чтобы дали транспорт, но смерть не люблю просить.

— Ну ты у нас мужик широкий, куда там! — не вытерпел долго молчавший дед Иван.—Тебе ничего не стоит лишнюю сотню выкинуть, копейка у тебя в кармане не ночует.

— Нет, поди, стану я на нее молиться да в кучу сгребать по одной. Ненавижу тех, кто над деньгами как в лихорадке дрожит.

— Что же ты тогда ролики пожалел? — спросил Никодим.

— Ролики мне не жалко! — сказал Роман.— А обидно, что люди совесть всякую потеряли... И вообще, если уж говорить начистоту, я, конечно, не ждал, что тут, как мы приедем, музыка заиграет, но ты, сестренка, могла бы и смирить свою гордость, поговорить с преподобным Ани-кеем Лузгиным и прочим начальством: так, мол, и так — люди явятся сюда по зову партии, так нельзя ли хотя бы на первое время подбросить им дровец, чтобы не остыли их патриотические чувства? А то высадились как на необитаемый остров, честное слово!

— Председатель неделю назад заболел,— ответила Ксения, страшась, как бы брат не вынудил ее рассказать обо всем, что случилось в колхозе.

— Ну хорошо, Лузгин заболел,— не отступал Роман.— А разве больше некому приветствовать наш благородный почин? Если мне не изменяет память, то какой-то Коробин прислал нам поздравительную телеграмму. Гордимся, мол, и прочее такое!

— Хватит, Ромка, скулить, надоело! — сказал Никодим.— Чему ты удивляешься? И среди начальников трепачей вроде тебя немало.

— Да что вы на меня бросаетесь? — возмутился Роман, и смуглые щеки его ярко, по-девичьи заалели.— Несознательный вы народ, как я посмотрю! Я же для вас стараюсь, а вы все норовите побольней меня лягнуть.

— А кто всех уговорил, а потом меня, как старого смирного коня, взнуздал? — Корней потемнел в лице.— Не ты, балабон несчастный? Молчи уж лучше и не фыркай теперь.

— Да будет тебе, Корней, распалять себя,— стараясь загасить ссору, миролюбиво проговорил дед Иван.— Раз прибились к родному крову, надо не счеты сводить, а поскорей его ухаживать да под крышу забираться. Пускай они с Ксюшей двор чистят или вон крышу залатают, а мы с тобой поглядим, что в первый черед надо делать в доме...

Проводив глазами отца и деда, Роман, точно ища сочувствия у сестры, переглянулся с нею, вздохнул.

— Если он мне этим станет каждый день тыкать, не жизнь, а каторга будет.

Он схватил лопату и стал расшвыривать направо и налево большие пласты снега. Никодим смял на губах улыбку, взял сестру под руку и отвел в сторону, к воротам.

— Ромку нашего только разозлить — он всю деревню носом сроет.

Всматриваясь в лицо Ксении, Никодим спросил:

— А ты чего такая смурая, а?

— С чего ты взял? Наверно, устала...

— Ну смотри,— недоверчиво протянул брат.

В больших голубовато-серых глазах его светилась такая нежная и глубокая преданность, что Ксения не выдержала.

— Меня сняли с работы, Дым! Я не хотела сразу расстраивать отца, понимаешь?

— Сняли? За что? Что ты такое сделала?

— В общем, если по правде, то ни за что... Просто я тут наступила кое-кому на любимую мозоль. Я потом расскажу, история долгая.— Она вдруг прислонилась к Ни-кодиму и порывисто поцеловала его в щеку.— Ты не представляешь себе, как я рада, что вы приехали!..

Смущенный проявлением столь внезапной и непривычной ласки, брат пробормотал:

— Ясное дело, свои... Чего уж тут!.. Ты особо не трави себя — мы в обиду тебя не дадим.

Он покосился на свои огромные ручищи, медленно сжал их в кулаки. Ксения рассмеялась и оттолкнулась от него.

— Вот дурной! Да разве тут твои кулаки помогут? Нет, ты, Дым, сумасшедший...

Она не успела отсмеяться и вытереть брызнувшие из глаз слезы, как увидела сворачивавшую к дому новую грузовую машину. В кузове ее, держась за крышку кабины и хлопая по ней рукавицами, подпрыгивали и качались от толчков двое мужчин в полушубках.

«Молодец Кеша! — обрадованно подумала Ксения.— Постарался все-таки, прислал кого-то».

По проложенной в глубоком снегу колее машина прошла до старых столбов. Дверца кабины со стуком раскрылась, и Ксения обмерла: из машины неуклюже выбирался Константин Мажаров.

Он был в серых стеганых штанах, такой же теплой стеганке, новых серых валенках и пушистой шапке-ушанке, с каким-то нелепым ухарством надетой на самую макушку. Если бы Ксения не видела его тогда в ночном лесу, она ни за что не узнала бы Мажарова в этом одеянии. Золотистый клок бороды и очки, остро блестевшие стеклами, придавали ему несколько комический вид.

«Хорош! — с насмешливой неприязнью определила она, но тут же внутренне насторожилась.— А что ему здесь нужно?»

Она не собиралась щадить его и готова была ответить ему любой дерзостью, как только он заговорит.

— Поздравляю вас! — расплываясь в широкой улыбке, сказал Мажаров, и не успела Ксения спрятать руки в карман, как он сжал ее пальцы и затряс.— Я рад за вас. Дождались, значит, своих? Привез вот вам печника и столяра...

«Ну до чего же нахальный! — Выдернув свою руку из его теплой и сильной руки, Ксения резко сунула ее в карман.— Смотрит мне в глаза, улыбается, как будто и не было того разговора в лесу. Или он делает вид, что выше личных обид и мелких уколов самолюбия? Нет, ему сейчас же надо дать понять, что мы не нуждаемся в его благодеяниях».