Татьяна Назарова - Первые шаги

— Что ж, выступи! Ты ведь уже отказался от меньшевистских взглядов, но, возможно, некоторые из городских рабочих еще не знают об этом, — согласился Валериан.

И Вавилов выступил. Говорил он с огоньком, беспощадно раскритиковал свои прошлые выступления, призывал всех быть готовыми по зову большевиков с оружием в руках добывать свободу. Пробираясь среди рабочих, он чувствовал, что их настроение изменилось в его пользу. «Я еще верну себе былой авторитет… увы, под маской большевика», — подумал Константин иронически. Пока главное сделано, доверие возвращено, и Клинц, он видел, вертится кругом Касаткина. Поимка такой птицы обрадует шефа и сделает его щедрым.

Пасха была ранняя, а весна запоздала, и весенний праздник родионовцы не могли отпраздновать по-обычному. Правда, молодежь все же сделала качели, но веселые, цветастые платья девушек, спрятанные под теплой одеждой, при взлетах доски не раскидывались яркими веерами. На площади села, наполовину покрытой талым снегом, ребятишки не катали крашенок, не сходились мужики на кулачки. Гуляли по хатам, домам и домишкам. Ели свяченые куличи, пили горькую, а потом начинали обсуждать предстоящий передел земли.

— Им что? Плевать им на наделы. По полсотне и боле десятин на киргизской земле сеют, — говорили про богачей мужики победнее. — А мы-то что будем делать? Ехали на вольные земли — она, матушка, здесь, верно, вольная, да не для нас. Казна себе всю забрала…

Сход был назначен сразу после красной горки, и село в годовой праздник гудело не по-праздничному, а озабоченно, зло.

— Хорошо, кому какую ни на есть надбавку на сынов дадут, а каково тем, у кого уменьшат обжитый клин за то, что бог дочек дал, а не сынов… — вздыхали бабы.

Возле избы Карповых вечерами толпились мужики, будто ждали, что Федор опять что-то придумает. Но лишних наделов ни у кого больше не было, кроме участков, купленных некоторыми хозяевами у казахов. Мельчить наделы приходилось обязательно.

— Всем земли хватило бы, кабы закон был справедливый, — говорил Федор, — не надо бы и сюда переезжать. Да ведь сами знаете, власть тыщи десятин дает тем, у кого деньги большие. У них и машин и батраков много. Ехали мы с родной стороны, от помещиков подальше, ан их и здесь начали разводить: поди, видели, какое поместье отгрохал господин Луков по пути к Акмолам? Всю вокруг землю заграбастал новый помещик…

— Это, что под Бабатаем? — спросил один.

— Вот-вот! Там еще сейчас большой кусок канавой обнесли, сад насаживают, — пояснил другой, недавно ездивший в город.

— Есть вон и возле нас свободные угодья, да казенные, хоть казна не сеет, не пашет. Дадут после каким-нибудь Луковым, что нас же за гроши в батраки будут наймовать, — вставил Егор Лаптев. — Наши наделы скоро такие станут, что до рождества хлеба хватать не будет.

— Наделы для нас сразу дают половинные, — снова заговорил Федор. — Почему на девчонок не дают? Дескать, замуж выйдет — на мужа земля дана. Выходит, что один клин на двух отрезан, да ведь и до свадьбы тоже каждую кормить надо…

Мужики почесывали затылки.

— Нет правды для хрестьян! Неужели так и всегда будет?

— От самих зависит, — сказал Матвей. — Вон в России хрестьяне показали свой порядок.

— А надолго ли? Пошлют солдат, так получишь земли три аршина, — ответил кто-то.

— А солдаты-то кто? Мужики да рабочие. Ума только еще не хватает, не туда винтовки поворачивают, — живо откликнулся Андрей Полагутин.

— Слышь, борисовский один сказывал — листок они нашли. Так там прямо написано: долой царское правительство пусть хрестьянские комитеты правят, а землю чтоб захватить… — зашептал рябой мужичонка, недавно нанявшийся в батраки к богатому беспоповцу, живущему в соседях с Лаптевым. Его еще мало кто знал в селе.

Федор молча взглянул на мужиков, и никто не поддержал разговора, затеянного Николкой — так звали рябого.

На сход собрались и мужики и бабы. Евдоха Железнова пришла с внучкой, Машенька Карпова прибежала с подружками…

Аксюта стояла с бабами у ворот. Тут же была Прасковья со своей кумой Матреной. К ним подошла и Параська Коробченко. Ее сестра, Галька Дубнячка, поздоровавшись со снохой и сватьей, прошла вперед и о чем-то живо разговаривала с Аннушкой Юрченко и Варей Мурашевой.

Мужики сбились группами в центре двора и, поглядывая на двери волостного правления, раздраженно гудели. Большая часть мужиков теснилась возле Федора Карпова и его компаньонов. Среди них толкался и Николка. «Настоящие хозяева» сгруппировались вокруг Петра Андреевича и Демьяна Мурашевых, стоявших на другом конце широкого раскрытого двора. Волостной старшина и староста почему-то задерживались в помещении, хотя народ уже давно ждал их. Наконец двери распахнулись, и показался староста Филимон Прокопьевич.

— Сейчас почнем, мужики! Тут вот начальство из города прибыло, вопросик один вперед хотят разрешить, — сказал он, направляясь к Карпову.

За старостой, как по команде, двинулись дюжий Никита Дубняк, Павел Коробченко, Кондрат Юрченко. Мурашевы шли за ними, чуть приотстав.

— Ой! Это что же будет? — раздался женский крик у ворот.

Все оглянулись и увидели, что в воротах стояли двое полицейских, а трое, расталкивая толпу, шли прямо к старосте. Толпа оцепенела. Федор, взглянув на зятя и Матвея, стоявших рядом с ним, наклонил голову.

«Не иначе, как за мной», — мелькнула догадка. Но тут же он успокоил себя: в доме ни прокламаций, ни листовок нет, а мужики не выдадут.

Когда староста и полицейские были уже возле Карпова, из избы вышли волостной и уездный начальник.

«Когда же он приехал?» — подумал Федор.

— Господа мужики! До нас дошло, что в вашем селе свили гнездо бунтовщики и безбожники, — громко и значительно заговорил Нехорошко. — В последнее время главный из них, потеряв совесть, начал подстрекать народ к бунту, разбрасывая безбожные листовки…

Федор, взглянув на побледневшую жену, шагнул вперед. Мгновенно схватив его за руку, полицейский грозно рявкнул:

— Не шевелись!

— Взять и обыскать! — распорядился уездный, услышав голос полицейского.

К Карпову кинулись еще двое полицейских с одной стороны и Кирилл с Матвеем — с другой.

— Вы что, за бунтовщика стоите? — закричал на них Нехорошко и бросился к образовавшейся группе.

— Не вмешивайтесь! Пусть ищут. У меня ничего нет, — сказал Федор.

— А, ты еще разговаривать! — прорычал городовой, завертывая Федору руки назад.

Мужики зароптали. Послышались выкрики:

— И чего крутишь?

— Ты ищи вперед. Может, и нет ничего!

Уездный приказал отпустить руки Федора и спросил:

— Может, добром отдашь сам и скажешь, кто тебе дал листки? Легче будет.