Елена Коронатова - Жизнь Нины Камышиной. По ту сторону рва

Я пошла поздно вечером к Косте на веранду. Он сидел за столом и что-то писал. Костя смутился. Он очень путанно стал объяснять: где-то выпивали, кто-то сболтнул обо мне… и он вынужден был заявить, что я его жена. Сейчас-то я понимаю, что все это могло разгореться внезапно. А тогда я под горячую руку крикнула ему: „Это подло!“

День я его не видела.

Он почти со мной не разговаривал. Не вытерпев, я спросила его: „Мне уйти?“ Он сказал: „Нет, уж лучше я уйду“. Я сначала не придала значения его словам. Но Костя неожиданно уволился, ушел работать бригадиром на строительство нового санатория. Я сказала, что ему будет трудно, ведь как раз подоспели экзамены на аттестат зрелости. Он сказал: „Ничего, я ведь рабочий, выдюжу“. И, действительно, сдал все экзамены. Принес мне аттестат. Я ему приготовила подарок: часы. Он был, кажется, тронут. Сказал, что, кроме матери, ему никто никогда не делал подарков.

Теперь мы видимся редко. Он работает в десяти километрах от дома. Работает много и остается на ночь в общежитии.

Твоя Ася».

В библиотеке прохладно, солнце сквозь густую листву сюда не пробиралось. Единственный читатель — худой старик в старомодном парусиновом костюме — еле слышно шелестел газетными страницами. Ася просматривала новые книги, любимейшее занятие нынче почему-то не приносило обычного удовольствия. Неужели поведение Кости так много для нее значит? Сама виновата, что он отвернулся. Выходит, можно страдать от невнимания человека (скажем так), которого ты не любишь. Тогда что? Уязвленное самолюбие?!

Асины грустные размышления прервало появление читательницы. «У вас есть Генрих Бель? Мой застольник только о нем и говорит. Возьму книгу и пойду на пляж. Счастливые вы — море всегда с вами».

Наконец ушла. Счастливые! Это они счастливые. Подлечатся, отдохнут и уедут домой. А тебе некуда ехать, да и дома у тебя нет. Если бы не Костя, так и угла бы своего не было. Теперь, когда Костя избегает встреч, очень уж стало одиноко. Неужели это не только привязанность? Неужели любовь?

…Снова чья-то тень мелькнула за окнами. Посидеть бы в одиночестве да поразмыслить… Знала бы Спаковская о нарушении трудовой дисциплины — в рабочее время думать о любви! Да, чувство юмора не должно тебе изменять — иначе пропадешь.

Костя не вошел, а ворвался в библиотеку. Ася невольно взглянула на часы — он примчался в свой обеденный перерыв. Опершись руками о край стола, он нагнулся и тихо сказал:

— Я по тебе соскучился.

— И я о тебе соскучилась.

Он покраснел. Страшно забавно, когда такой верзила краснеет.

— Ты… ты правду сказала?

— Да, и я рада, что ты пришел.

Он наклонился над ней, и она подумала: «Сейчас обнимет, как тогда». Костя осторожно убрал у нее со лба прядку волос и сказал:

— Ты жди вечером. Никуда не уходи. Нам необходимо поговорить. Я вел себя, как идиот. Я потом объясню. Но ты знай: я люблю тебя. Ты у меня вот здесь. — Он прижал ее руку к своей груди.

Ася ничего не успела ему ответить — хлопнула библиотечная дверь. Костя крикнул:

— Я беру эту книгу, — и, выхватив первую попавшуюся с полки книгу, умчался.

«В нем есть что-то мальчишеское», — подумала Ася. И вспомнила — Анна Георгиевна говорила: «Если в человеке сохранилось что-то детское — это почти всегда хороший человек».

Настроение у Аси мгновенно подскочило на ту высоту, где человеку кажется, что его обдувают легкие ветры и все его существо переполнено ожиданием чего-то необычайного. До чего же интересно разглядывать новые, пахнущие типографской краской книги! Мемуары отложим для пожилых — это их любимейшее чтиво, романы — для девушек; ну, а детективы — в санатории нарасхват.

Весьма кстати нагрянули знакомые журналисты — Антон и Сашко, договорилась вместе провести в библиотеке поэтический «огонек». Журналисты рассыпались в комплиментах: «Ася, вы самый прелестный цветок на Черноморском побережье», — это Антон. Они сыпали шуточками, остротами, новыми анекдотами. Ася поймала себя на том, что даже кокетничает. И прекрасно — значит, она еще хочет нравиться.

Вдруг Антон спросил:

— Синьора, нам стало известно, что инфанта сочеталась законным браком, и ее избранник — величайший и любимейший сын Нептуна — Костя Моряк.

Сказать — да, но ведь ничего не известно, не стоит себя и Костю ставить в смешное положение. Чтобы как-то избежать ответа, спросила:

— Какая крымская сорока принесла вам эту весть на своем лукавом хвосте?

Сказала, и только тут увидела Костю. Конечно, он все слышал. Ее поразило мрачное, замкнутое выражение его лица. Он молча, ни на кого не глядя, подошел, положил перед Асей книгу, захватил забытые им газеты и так же ни на кого не глядя — вышел. После его ухода журналисты, стараясь заполнить неловкую паузу, немного поострили и удалились.

Вечер провела в одиночестве, напрасно ожидая Костю. Легла поздно и не могла уснуть. Говорят, что бессонница — спутница любви. Когда-то считала истинная любовь — одна на всю жизнь. Думала о себе, Анне Георгиевне, романах, которые разыгрывались на ее глазах в санатории. Может быть, она боится повторения того, что случилось у нее с Юрием? Почему она не может жить, как другие, ничего не усложняя… Нет — ей подавай настоящую любовь. Горестные мысли о прошлом и тревожные о настоящем — плели паутину, из которой, казалось, нет выхода, особенно наедине с душной ночью. Потом сморила усталость.

Проснулась от непонятного стука, что-то грохнулось в коридорчике, отделявшем ее комнатушку от Костиной верандочки. Сначала подумала, что кошка, но — нет — шаги! Кто-то Костиным голосом чертыхнулся.

— Асёнка, ты меня извини. Я прошу — извини!

Голос заплетался, и Ася поняла: Костя пьян, и не отозвалась.

Костя постучал. Ася, стараясь неслышно ступать, подошла к двери и осторожно опустила крючок. Они стояли по обе стороны двери, и она слышала его тяжелое дыхание. Он потянул дверь к себе, Ася поняла это по тому, как дрогнул крючок, и тихонько повернула ключ в двери. Он, сразу оставив дверь, обиженно произнес:

— Закрылась. — И немного погодя: — Подонком считаешь? Да?

Нетвердые шаги удалились. На верандочке еще долго горел свет.

Утром Ася нашла у двери — подсунул в щель — записку: «Прости, больше этого не повторится».

Костя исчез. Вечерами Ася никуда не уходила, ждала его, обманывая себя, что сидит дома из-за плохого самочувствия. К концу недели заявился Григорий Наумович. Отдышался, внимательно рассмотрел Асину «библиотечку поэта» и со свойственной коллекционерам гордостью похвалился:

— А у меня триста пятьдесят два названия. Есть библиографические редкости.

— Завидую вам, — улыбнулась Ася и подумала: «Он, наверное, Костю разыскивает». Так и есть.