Иван Скачков - Солдатом быть не просто

Иван Степанович Скачков — военный журналист. Более тридцати лет отдал он армейской печати, несколько лет был редактором газеты Прикарпатского военного округа «Слава Родины». Его рассказы и очерки о солдатах, сержантах и офицерах публиковались в окружной и центральной печати, а также в ряде сборников.

В Военном издательстве в серии «Библиотека солдата и матроса» в разное время вышли его книжки «Сержанты», «Первая награда», «Друзья-товарищи».

И. С. Скачков — участник Великой Отечественной войны, награжден двумя орденами «Красная Звезда», орденом «Знак Почета», медалями. Он и сейчас в боевом строю — работая старшим преподавателем кафедры журналистики Львовского высшего военно-политического училища, полковник запаса И. С. Скачков свой богатый журналистский опыт и военные знания передает подрастающей смене.

Не оставляет он и творческую работу. Часто из-под его пера выходят рассказы, очерки и корреспонденции. В 1972 году за рассказ «Портрет» И. С. Скачков получил вторую премию журнала «Советский воин» в литературном конкурсе на лучший рассказ о современной жизни и учебе воинов Советской Армии и Военно-Морского Флота.

В книжку «Солдатом быть не просто» в основном вошли рассказы, публиковавшиеся на страницах «Советского воина». В них автор создает образ воина сегодняшней армии, раскрывает истоки его высоких морально-боевых и психологических качеств, гуманизма, глубокого понимания долга защитника Советской Родины.

И. С. Скачков — член КПСС с 1940 года, член Союза журналистов СССР.

Через неделю после прибытия в часть нас, молодых солдат, познакомили с музеем боевой славы дивизии. Там на красочной карте я прочитал знакомые мне с детства названия городов, откуда начинался боевой путь этого прославленного соединения. Самара, Симбирск… Между ними на волжском берегу раскинулось мое село Ольховка.

Когда мои сослуживцы уже закончили осмотр экспонатов, я еще был в первой комнате: не спеша рассматривал боевые знамена, фотографии, военные газеты первых лет Советской власти, пока не услышал ставшую привычной команду: «Выходи строиться!»

При первой возможности я опять пришел сюда. Теперь уже меня никто не торопил, я внимательно осматривал каждый экспонат. В той же первой комнате меня взволновала подпись под небольшим снимком. У товарного вагона с отодвинутой дверью стояли три красноармейца в буденовках, с винтовками в руках — герои боев за освобождение Бузулука от белоказаков. Перечислялись фамилии, но я неотрывно смотрел на одну: К. И. Хомутов. Не тот ли это Хомутов, который был первым председателем Ольховского сельского Совета? Того звали Кирьяном Ивановичем, и в восемнадцатом он воевал где-то неподалеку от своего села.

В памяти всплыли события трехлетней давности, когда я учился в девятом классе. Учительница истории Елена Петровна, совсем еще молоденькая, увлекла нас сбором материалов для сельского музея. Ученики обошли почти все дома нашего большого села, расспрашивали стариков о прошлом Ольховки, собирали фотографии, написали много писем бывшим односельчанам, которые теперь стали инженерами, агрономами, врачами, офицерами, и почти все они откликнулись.

Я тогда писал маслом портреты земляков, картины. По рассказам своего деда Семена Гордеевича воссоздал на картине кусочек старой жизни на Волге — раздольной, но тихой: своим ходом мимо Ольховки изредка проплывал плот или красавица беляна, а в верховье рыжий буксир, натужно шлепая по воде плицами колес, медленно вытягивал баржу с хлебом, арбузами, рогожными кулями с воблой. А чтобы написать картину сегодняшней Волги, я часами простаивал на яру, смотрел и смотрел на эту оживленную «улицу» России, хотя и без того мог представить ее себе даже с закрытыми глазами. Возле нашего села уже нет того бережка, над которым дрожала когда-то бурлацкая бечева: к самому обрыву подступило волжское море, раскинулось далеко вширь. Теперь в характере Волги нет прежней тишины. Тесно стало на реке: часто проплывают лайнеры, стремительно пашут волжскую гладь суда на подводных крыльях, мощные буксиры тянут в оба конца караваны барж с автомобилями, станками, нефтью, хлебом…

К исходу зимы мы уже имели много экспонатов, их вполне хватило бы, чтобы разместить в небольшом музее Дома культуры.

В один из вечеров в комнату, где мы часто работали, зашел наш сосед, один из старейших жителей Ольховки, Макар Иванович Хомутов, а следом и мой дед. Я всегда удивлялся буйной растительности на крупном лице Макара Ивановича: жестким седым волосом густо заросли не только подбородок и шея, но и щеки. Восьмидесятилетний Хомутов держался еще бодро, его высокую, сутуловатую фигуру с палкой в руке часто видели на улицах Ольховки.

Старики внимательно осматривали все, что мы сделали за полгода, подолгу задерживались у портретов, коротко обменивались мнениями.

Обращаясь к Елене Петровне, Хомутов заметил:

— Спасибо скажут вам сельчане за то, что жизнь их показали, и труд, и людей хороших. Есть только одна промашка… — Он пожевал губами и договорил, отделяя каждое слово: — Становой жилы не вижу.

Елена Петровна, кажется, не поняла, о чем идет речь, вопросительно посмотрела на старика.

За него пояснил мой дед:

— Советскую власть, дочка, надо показать, этом корню произрастают все наши теперешние успехи, вся наша жизнь на том держится и все, что наперед плануем.

— Но ведь все, чего мы достигли и к чему идем, — это и есть Советская власть, — ответила Елена Петровна. — К тому же эта тема безбрежна, как космос.

Макар Иванович стоял на своем:

— Не знаю, как это по-научному выходит, только уж вы, ребятки, обязательно покажите в музее, как в Ольховке наша власть зачиналась и как она набирала силу с самого Октября семнадцатого года.

— Без этого никак не можно, — поддержал его Семен Гордеевич. — Первым председателем Ольховского Совета был старший брательник Макара Ивановича — Кирьян Хомутов. — Мой дед дернул Хомутова за пустой рукав черного драпового пальто, сказал: — И Макара Ивановича портрет должон быть в нашем музее. Он дрался с Колчаком.

Макар Иванович собрал у переносья клочья седых бровей, сердито повел плечом:

— Ты, Семен, не тереби мой рукав, не о себе пекусь. Колчак за эту руку получил сполна… В музей меня ни к чему определять, а вот без Кирьяна не обойтись.