Николай Бондаренко - Будни и праздники

— Нельзя совместить! Выгадаете на базаре, тут потеряете.

— А если и там и тут потеряем? Нет, мне так нельзя, — сказал Урун, мотая головой, и обратился к Джахангиру: — Тогда ты отпусти, Джахангир-ака, я без базара не могу.

— Почему вы ко мне обращаетесь? — вроде бы упрекал, но в то же время поощряюще улыбался Джахангир. — Бригадира пока не сняли. Продумайте с ним очередность — чтоб не страдало дело, и поезжайте.

— А я с таким бригадиром не хочу больше работать, — заявил Бекташ, презрительно и брезгливо поглядывая на растерявшегося Назара. Бекташ решил добить его: — Выгнать хотел?! А я сам уйду! Все мы уйдем от тебя! Джахангир, переводи завтра в семнадцатую.

— И я с вами, ребята, — сказал Урун, поднимаясь из-за стола и переходя на сторону, где стояли Джахангир и Бекташ. — Ненадежно здесь получается…

И тут заговорил Джахангир, словно спасал бригаду:

— Товарищи, товарищи! Бригаду разваливать?! Я, конечно, доложу о настроениях в бригаде и потребую соответствующих корректив, но это не снимает с вас ответственности. Взяли поле — дайте урожай. Так что никто никого не выгонит и никто никуда не уйдет. Меня не интересует, как вы там работаете, нарядно или безнарядно, но урожай чтобы был не меньше прошлогоднего. Ясно?! А бригадиру выношу выговор за создание в бригаде нервозной обстановки.

— Вы же отпустили Бекташа, — сказал Назар, — значит, и выговор положен вам.

— Не остри, Санаев. В таких обстоятельствах порядочные люди пишут заявления об уходе по собственному желанию.

— Спасибо за подсказку, — благодарно улыбнулся Назар, поняв, что победил, и от сознания этой маленькой победы почувствовал прилив сил и внутреннего спокойствия, так необходимых для борьбы. А она будет продолжаться, это он понимал. — Обязательно напишу… новый договор. Неправилен тот, по которому работаем, каждый день в этом убеждаюсь. Надо так его составить, чтобы выгоднее было на полях работать, а не на базарах торговать.

После бригадного собрания Зина почувствовала, что в ее жизни что-то сломалось. Вместо розового тумана в душе появились тревожная напряженность и неудовлетворенность всем, и прежде всего — собой. Она избегала Назара, не могла выносить Бекташа, ходила поникшая, задумчивая. Плакала без причины.

А Варвара Ивановна донимала дочь:

— Чего опять как в воду опущенная? Ходишь и света белого не видишь.

Варвара Ивановна села за стол, качая головой. Вот ведь как с ними, с детками! Были маленькими, хотела, чтоб выросли скорей, думала, легче будет. А выросли — и новые заботы поднялись. И вообще, все-то здесь складывается не так, как надо.

— Ма-ать! — заглянул в гостиную Степан Матвеевич. — Одна, что ли? Я голодный, как волк. Собери что-нибудь, — сказал он и вышел умыться.

Варвара Ивановна поднялась было, но снова села, что-то обдумывая. Выходило все нескладно, оттого на сердце становилось беспокойно.

Вернулся Степан Матвеевич, сел за стол и с удивлением посмотрел на жену: на столе пусто. Она сокрушенно покачала головой и объявила:

— Ой, Степа, чует мое сердце, недоброе будет. Уехать нам надо, Степа. Переберемся в другой совхоз, там другие парни будут, может, получше этих найдутся.

— Из-за парней совхозы менять будем?

— Будем, Степа.

— Ну, а поесть ты мне дашь?

— Сейчас принесу. В общем, уезжать нам надо. Бог с ним, с большим заработком, мы лучше где поменьше, зато потише. Слышал, что говорят? Джахангир на Назара жалобу написал, чтоб сняли его с бригадирства.

— Ну и что?

— А то, что снимут. Родни у него полсовхоза, и в каждом городе родня такая — ого! Сказал: или я, или он! Только где это видано, чтоб начальника снимали ради подчиненного. Выгонят Назара, тогда и тебе достанется, опять станешь стонать, что прогорел. Поехали, Степа, от греха подальше. Чего нам тут жалеть? Чего ради в бучу встревать? Порядки не переделаешь. Да и с какой стати их переделывать простым людям?

— Простым и надо переделывать.

— Чего еще задумал?

— Поесть! Битый час твержу — никак не добьюсь.

— Господи, да сейчас принесу. — Варвара Ивановна поднялась и пошла было на кухню, но, глянув в окно, увидела свернувших к их дому празднично одетых Джахангира и Уруна Палванова. — Вроде… к нам! Неужели случилось что-то?

— Кто идет? Что случилось?

— Не придет Джахангир ни с того ни с сего… Встречай.

Степан Матвеевич тоже удивился приходу гостей, но встретил их приветливо и по-восточному многословно, с расспросами о здоровье, о жизни. Провел их в зал, усадил за стол и скомандовал жене собрать, что надо. Варвара Ивановна засуетилась, выставила из серванта чайный сервиз, сладости, хотела бежать на кухню, но ее задержали величаво-торжественные слова Джахангира.

— Степан Матвеевич, Варвара Ивановна! Вы живете в нашем совхозе два года и, наверное, останетесь здесь навсегда. Мы вас оценили и полюбили, а один наш джигит даже жить не может без вашей дочери и прислал нас к вам, чтобы решить его судьбу.

— Сваты, что ли? — спросил Шалдаев. — От Бекташа?

— Сваты. Только теперь не сватают: молодежь сама все решает.

Шалдаев глянул на жену: а ты что говорила? Варвара Ивановна пожала плечами: вот так, мол, такая у нас дочь.

— Степан Матвеевич, — продолжал Джахангир, — весь кишлак уже год говорит об их свадьбе. Дочка у вас хорошая. Скромная девушка. Строгая. А наш Бекташ тоже парень неплохой. Да вы сами знаете.

— Работящий, — согласилась Варвара Ивановна.

— А хозяйственный какой! — добавил Джахангир.

— На машину скопил, — заметил Урун и поерзал на стуле, косясь на пустые чашки сервиза, выставленного на стол.

— И перспективный! — поднял Джахангир палец. — Прирожденный бригадир. Все умеет! И достанет чего хочешь, и уладит, и купит, и продаст.

— Продаст — это точно, — кивнул Степан Матвеевич. — А вы, значит, родственники его?

— Мы все теперь будем родственники, — улыбнулся Джахангир. Красивое породистое лицо его светилось гордостью и снисхождением: он великодушно прощал своего недруга, забывал прежние обиды и ждал того же от Шалдаева. — У нас, Степан Матвеевич, родня — сила! Помочь надо, каждый по горсти принесет — гора будет. А вам тоже надо здесь хорошо жить. Дом есть — усадьбу надо богатую. Чтоб корова, овцы, индюки…

— А кормов-то где взять? — подала голос Варвара Ивановна, благодарно сверкая завеселевшими глазами.

Джахангир повел рукой, словно бросил к ее ногам все, что ей требовалось.

— Разве это проблема, Варвара Ивановна? На селе живем! Все будет! И огород надо расширить. Сколько у вас? Двадцать соток? Это на целине-то! Добавим! Да в любом месте сей бахчевые, чеснок — все, что хочешь, — было бы желание.

— Все это ладно, — прервал его Шалдаев. — А с невестой как быть? Ее надо послушать.