Николай Бондаренко - Будни и праздники

Ахнул над ухом громовой выстрел, за ним — второй. Лариса закричала, что свалился сайгак. Николай перезарядил стволы, умудряясь не держаться за борт. И снова — выстрелы, от которых Сергей втягивал голову в плечи, снова — крики Ларисы и псиное подвывание мотора, тянувшего из последних сил.

Сергей безуспешно старался разглядеть, как падают под выстрелами сайгаки и много ли их подбито. Он не улавливал момента, когда Николай попадал в них, и недоумевал, почему животные бежали медленно, а то и вовсе останавливались или метались по кругу. Николай ведь говорил, что они во весь дух улепетывают от машины.

Фара внезапно погасла. Хайрулла тотчас нажал на тормоза, и сайгаки исчезли, будто их и не было.

— Что там? — нетерпеливо заорал Николай.

— Провод порвался, — разочарованно протянула Лариса.

— Ничего, — успокоил их Хайрулла. — Подберем, что подбили, починим фару и еще поищем… Здесь сайгаков много!

Развернув машину, он повел ее в обратном направлении.

После такой пальбы Сергей ожидал, что туш наберется не меньше десятка. А наткнулись всего на одну. Попрыгали из кузова. Сергей наклонился, всмотрелся в морду сайгака. Ни на что не похожая морда. Уж больно нос здоровый и толстый, напоминающий обрубок хобота. И зачем сайгаку такой несуразный? Рогов у него нет, живот раздутый. Наверное, опился воды, поэтому и не смог удрать. Вот так и происходит естественный отбор.

— Ты не знаешь, почему они не убегали? — все же спросил он подошедшую Ларису.

— Свет их ослепляет!..

Она присела около туши, медленно провела рукой вдоль смутно белевшего брюха, и раздался звук, точно рвалась мокрая ткань. Сергей с запозданием осознал, что девушка провела ножом и что брюхо вспорото. Откуда-то изнутри поднялась брезгливость, заставляя откинуться назад. Напрасно Сергей хотел принудить себя не отходить в сторону и не прятать глаза. Мужчинам надо ко всему привыкать, и, если уж Лариса возится с сайгаком, как с кочаном капусты, то ему, парню, и вовсе не пристало строить из себя барышню. Но уговоры не помогали. Сергей отвернулся, стискивая зубы от гадливого чувства. То, что Лариса так уверенно и спокойно работала ножом, выглядело почему-то чудовищным.

— Эй, Хайрулла, — позвала она, — посвети, не пойму я тут…

Хайрулла зажег спичку, прикрыл ее ладонью, поднес к Ларисе. Она сплюнула с досадливым изумлением:

— Фу, ты! Самка попалась, рожать собралась.

Хайрулла тоже сплюнул и резко бросил, отходя к машине:

— Поторопись.

Из темноты вынырнул Николай. Он нес на плечах сайгака и еще издали выкрикнул:

— Второго несу! Чуял, что попал. Поспешай, девка!

— Спешу!

Лариса управлялась поразительно ловко. Пока Сергей приходил в себя от гадливости и жалости к сайгаку, пока Хайрулла возился с проводом и аккумулятором, а Николай бродил окрест, проверяя, нет ли еще битой сайги, — Лариса разделала обе туши и спрятала шкуры в один мешок, мясо — в другой. Тщеславно проговорила:

— Посмотрели бы, как я на мясокомбинате вкалывала! Мужики и те поражались, как это девушка так играючи ножичком орудует.

— Ты у нас молодец, — пробурчал Хайрулла, и Сергей не понял, хвалил он Ларису или ругал. Наверное, все-таки хвалил.

Николай так и не нашел других туш. Достал из кабины сетку, под светом фар нашарил в ней бутылку. Блеснули в улыбке его крепкие зубы.

— Налетай, примем по маленькой!

Когда закусывали, Лариса мечтательно сказала, что хорошо бы развести костер и на палках поджарить печенку. Вкуснотища! Но разводить костер не стали, так как пламя мог увидеть кто-нибудь со стороны. Егеря и общественные инспекторы в эту пору так и шастают по здешним местам. Окот, видите ли, у сайгаков! Ну и что? Много ли их набьешь, если они, подлые, такие увертливые? Вон сколько в них палили, а свалили сущий пустяк.

Сергей все хуже улавливал, о чем идет речь: устал, должно быть, от впечатлений, ко сну отчего-то клонило, — и все меньше мучили его отвращение и жалость. Становилось не то чтобы безразлично, а как-то бездумно, и уже не выглядела Лариса чудищем, и мысль о том, что самок грешно отстреливать весной, больше не бередила душу. Он только спросил Николая, когда закончили есть:

— А зачем все-таки сайгаку такой нос?

— Чтоб воздух согревать! Зимой в степях — под сорок градусов, воздух аж режет, особенно на бегу, запросто легкие заледенеют. Вот сайгак и греет его, пропуская через нос! Природа — ушлая, Серега, все предусмотрела…

Потом Хайрулла снова вел грузовик по бездорожью, звериным чутьем угадывая, куда подались животные. Николай стрелял и спрыгивал с машины, чтобы добить и подобрать очередного сайгака. Лариса без устали свежевала и засовывала в мешки то, что еще десять минут назад было живым существом… Сергея все это будто не касалось. Он сидел теперь в кабине, потому что в кузове, по словам Николая, только мешал делу, и сосредоточенно следил лишь за тем, чтобы на ухабах и буграх не стукнуться головой о переднее стекло или потолок.

Вернулись в Алангу под утро, когда небо подернулось бледной голубизной. Сгрузили мешки в доме Ларисы, жившей с матерью на дальней окраине поселка. Говорили о каких-то клиентах, о том, кому сколько продать, а кому и подарить мясо, поскольку свои люди всюду нужны. Сергей не вникал в их счеты-подсчеты. Умылся под краном во дворе и с разрешения матери Ларисы, суетливой, вовсе не сонной с ночи женщины, прилег на топчане в углу боковой комнатушки. Думал полежать несколько минут, да закружилась голова, и он словно провалился куда-то, где было душно и тяжко.

Проснулся от ощущения, что с него стаскивают сапоги. Сел и ошарашенно уставился на Ларису, которая стояла перед ним и приглушенно смеялась.

— Ты — зачем?..

— Кто же так спит? Раздевайся. Вот тебе подушка, одеяло.

— Я домой пойду… Где Николай?

— Ушел давно. Отдыхай!

Он посидел, подумал, не обращая внимания на Ларису, разделся и нырнул под одеяло.

Сон только начал снова кружить голову — и вдруг пропал. Должно быть, от того, что Сергей почувствовал, как плотное прохладное тело привалилось к его спине, а ног настороженно коснулись мягкие колени.

Он понял все сразу, и от пронзительного стыда и волнения обдало жаром. Он замер, не оборачиваясь к Ларисе.

Она дышала неслышно, не шевелилась. Но вот его ухо защекотали приятно горячие пальцы. Сергей, не выдержав, спросил сердито:

— Ты чего? Не мешай спать.

Сильная рука обхватила его и вынудила лечь на спину. На него пахнуло густыми духами, и он очень близко увидел перед собою лицо Ларисы. Тонкие бровки поднялись полукругом, взгляд не то жалостливый, не то удивленный. Она проговорила медленно:

— А в машине показался ой каким бойким!..

— Да пусти ты меня.

Оттолкнуть Ларису он, однако, даже не пытался. Она навалилась на его плечо податливой грудью, и освободиться — значило прежде всего коснуться этой белой кожи, а на такое ему еще не приходилось решаться.