Мария Красавицкая - Горшочек с медом

— По ней опять на шоссе выйдете. Буду ждать, не сомневайтесь. Мотору поостыть в самый раз.

— Вот повезло, так повезло! — радовалась тетка Паланея.

Весенний день длинный. Солнце еще стояло высоко, когда прибыли в ту деревню, которую так расхваливал шофер. Он же определил их и на квартиру:

— Тут будете в чистоте и спокое.— Посулил вскоре наведаться и лукаво-многозначительно подмигнул Юле. Молодая хозяйка от этого ревниво нахмурилась. Ухарь подмигнул и ей, прибавил с вызовом: — Вот так вот, Мар-руся!

Маруся, узнав, что они привезли на обмен соль и керосин, сама побежала по соседям — известить. Крикнула уже на бегу:

— Одним днем обернетесь с таким товаром!

В самом деле, соседи прямо-таки набежали. Всем позарез нужны были в этой глубинной деревне и соль и керосин. У Юли и того и другого было мало. И потому мама в Москве пошла на крайность. До последнего не пускала она «в расход» свою блузку из нежнейшего, белейшего батиста. Вокруг воротника, на груди — пена еще более белых кружев. Мама в этой блузке становилась красавицей. И вот, бережно сложив, мама погладила ладонью кружева — попрощалась. Сунула блузку в мешок.

— Нет! — воскликнула Юля и выбросила блузку.

— Нет! — эхом отозвался дед из своего угла.— Нет, Лиза, нет!

— Да! — непреклонно сказала мама. И так, чтоб дед не видел, глазами показала на него Юле.

У деда на щеках появился голодный отек: старики и дети особенно страдали от голода.

Теперь Юля развернула блузку перед Марусей. И та посоветовала:

— Пойди к Дуське. Она у нас модница. Во-он в ту избу.

Дуська — грудастая девка, наверное, Юлина ровесница — вцепилась в блузку:

— Беру!

— Мала, поди, будет? — усомнилась Дуськина мать.— Померяй.

Что ж, блузка в самом деле была Дуське мала, перламутровые пуговки натягивали петли. Блузка, делавшая маму красавицей, безжалостно подчеркнула непомерное богатство Дуськиного бюста и обезобразила Дуську.

— Мала, мала. Сымай! — Мать махнула рукой.

— А ничего не мала! — Дуська вертелась перед зеркалом.— Что ты, маманя, понимаешь? Нынче модно в облипочку. Беру!

— Ну, так и быть...— Мамане блузка тоже нравилась.— За кило муки можно взять.

— Еще чего!—отрезала Юля,— Три кило, не меньше!

Это была безумная, невероятная цена. Для того и назначила ее Юля, чтоб Дуська сняла наконец блузку со своих… своих...

— Три кило!—Маманя язвительно расхохоталась.— Сымай, Дуська!

Но Дуська, как видно, не лишена была в доме права голоса. И был он у нее из числа тех, что не перекричит и уличный репродуктор.

— Не сыму! — Вот так она произнесла этим самым голосом.— И черт с ней, с мукой!

— Дуська, опомнись!

Поспорили. Покричали. Последнее слово осталось за Дуськой. Отвесила на безмене муку — со щедрым «походом».

— За эдакую красоту не жалко!

Довольная и собой и Дуськой, Юля вернулась в Марусин дом. Там тетка Паланея громогласно торговалась с хозяйками. Муку придирчиво проверяла: сыпала на ладонь щепотку, плевала на нее и скатывала в комочек. Отведав комочек на вкус, ставила «диагноз»: «Ничего мука!» Или: «Дрэнь. Сырое зерно смолола, молодица!»

Последней пришла в дом чистенькая и аккуратная старушка. При виде бойко идущей торговли робко примостилась на краешек лавки, опустила на колени завернутый в льняную тряпицу свой небогатый товар. И замерла с видом полной безнадежности. Юля разглядела на ее одежде тщательно на шитые заплатки, подивилась белоснежному платочку на таких же белоснежных волосах. Пожалела бабусю, подсела к ней:

— А вы что же, бабушка?

— Так ведь что, внученька? Муки у меня нету. Сами до новины на картохах перебьемся ли, нет ли...

Она не взывала к жалости, нет. Просто делилась своими заботами. Оказалось, что и сын и невестка фельдшерица на фронте. Забирали невестку — внучка, по пятому годку, хотели в детский дом отправить.

— Мы с дедом не отдали. Сами ростим. Так бы оно все ничего — коровка, слава богу, доится, курочки. А с хлебом беда. Дед совсем старый, не работник в колхозе. Много ли я одна заработаю? И сольцы ни щепотки давно уже нетути. Без соли какая еда, сама посуди?

Она помолчала, поправила платок на голове. Глянула на Юлю, и Юля подивилась, какие черные, живые глаза у старушки.

— Одно, что есть,— медок.— Бабуся развернула тряпицу, поставила на ладонь глиняный обливной горшочек.— Внучку берегли — новый еще когда-то будет. Да уж за соль что хошь отдашь. Возьми, а?

И Юля вспомнила, что для Жени «вкусненькое» еще не выменяла. Пожалуй, мед и взять. Мешочек с солью, чтоб тетка Паланея не распорядилась им по своему, Юля спрятала в карман куртки.

— А что,— сказала Юля,— возьму.— И вынула мешочек.— Только... не мало вам будет?

Старушка взвесила мешочек на ладони. Сказала с достоинством:

— Нет, мало не будет.— И с опаской покосилась на тетку Паланею.

Та, как почувствовала, что Юля сейчас сделает глупость, оглянулась. Юля держала в руках горшочек, старательно увязанный бумагой. Нюхала — сквозь бумагу сочился аромат.

— Ты что? — возмутилась тетка Паланея — Договорились: только муку!

— Нет! — твердо возразила Юля.— Это для Жени.— И старушке: — Спасибо, бабушка.— Глазами показала: «Уходите поскорей!»

За мед была ругана Юля нещадно, а заодно и Женя: «Не сдох бы он без того меду!» Но что сделано, то сделано.

Часу не прошло, как тетка Паланея весь «товар» расторговала. Толстые, солидные, дивно пахнущие, стояли мешки с мукой в уголке. Неподъемные мешки. И тетка Паланея стала тревожиться:

— Ну-ка, обманет нас тот шофер? Не придет? Что будем делать?

— Придет, никуда не денется,— уверенно сказала Маруся.

Как ни жестко торговалась с бабами тетка Паланея, а Марусю за приют и заботу оделила щедро и солью и керосином. Маруся не осталась в долгу, пригласила поужинать. Сама собралась доить корову, а тетке Паланее дала указания:

— Печку затопи. Картошка вон, в ведре, начисти.

Юлю при этом намеренно обошла взглядом.

Не успела Маруся скрыться в хлеву, как явился ухарь. Выяснив, где хозяйка, начал заигрывать с Юлей. Тетка Паланея сурово на него прикрикнула:

— Дров бы нарубил, жа-аних!

— И то! — Ухарь ничуть не обиделся.

Судя по тому, что топор из подпечья вытащил без раздумий, в доме этом ему не привыкать было хозяйничать. Здоровенные березовые колоды с одного удара разлетались у него надвое.

Тетка Паланея и Юле мигом нашла работу:

— Вода кончается. Принеси!

С крыльца Юля видела, как размахнулся ухарь, ахнул топором по чурбаку и тут же покачнулся. Топор выпал из рук. Ухарь ухватился за стойку, подпирающую поленницу, и, скользя по стойке рукой, неловко съехал на землю.

Юля мигом слетела с крыльца, подбежала к нему. Ухарь был весь белый.

— Ты что? — в испуге спросила Юля.