Мария Красавицкая - Если ты назвался смелым

— Ты… познакомишь меня с ним? — Я погладила Славку по рукаву.

Он перехватил мою руку, стянул с нее варежку и сжал мои пальцы. Все так же глядя на мальчика, спросил, в свою очередь:

— А ты… хотела бы?

— Да.

— Познакомлю. Потом, когда поправишься.

Я подумала, что он мог бы привести своего сына сюда, в этот скверик. И построить ему гараж. А я бы сидела и любовалась ими.

Легко сказать — любовалась! Как бы мы еще с ним поладили! Мне никогда не приходилось возиться с малышами. Что у него спрашивать? Как разговаривать? Я ни за что не сумею держаться с ребенком вот так, как Славка с этим мальчуганом.

— Не надо ничего загадывать, Рута.— Славка крепче сжал мои пальцы.— Сначала сами кое в чем разберемся…— Он помолчал и прибавил невесело: — А нам и поговорить-то негде…

— Какая муха ее укусила? — Я имела в виду Расму, и Славка понял это.

— Сердится,— просто сказал он.

— Почему?

— Потому что я прихожу к тебе.

У меня сжалось сердце, и я потянула пальцы из Славкиной ладони. Он не пустил.

— Да нет же. Ничего не было. Никогда. И не могло быть.

— Откуда же ты знаешь, что она…

— Знаю. Был такой разговор. Давно. В прошлом году.

— И до сих пор…

— Не знаю. Жалко мне ее. Трудная она. И с ней тоже трудно.

— Вова! — закричала женщина из окна соседнего дома.— Пора домой!

Вова не без сожаления оставил свой гараж, подошел к Славке.

— Вы завтра придете сюда?

— Постараюсь.

— Тогда я возьму еще одну лопатку. Будем строить вместе.

— Ладно.

Мальчик вприпрыжку побежал к подъезду. Славка проводил его откровенно завистливым взглядом.

— И нам пора. Ты, наверно, озябла?

Уходить не хотелось, но нога в гипсе в самом деле застыла. Славка обнял меня, почти донес до комнаты.

Расма по-прежнему лежала на постели. Даже и речи быть не могло, чтоб нам немножко поговорить в ее присутствии.

Славка обещал прийти прямо с работы, и я пошла просила тетю Мицу помочь мне спуститься в скверик: лучше уж сидеть с ним там, чем под злым взглядом Расмы.

«Помощь» тети Мицы заключалась в том, что она шла сзади меня и охала на каждой ступеньке. Меня это смешило.

Дошла до первой площадки. Остановилась перевести дух и запела: «Если ты назвался смелым…».

— Ладно уж,— заворчала тетя Мица.— Смелая, что уж там и говорить…

Пройти с костылями два лестничных марша — по двенадцать ступенек в каждом — не шутка. Да еще три скользких ступеньки —у подъезда. Да раскатанная ребятами дорожка. После такого путешествия, наверно, всю жизнь буду сочувствовать хромым.

Наконец сижу на скамейке. Мне жарко и весело: доказала!

— Обратно одна не смей! — уходя, наказывала тетя Мица.— Девчата скоро придут, помогут.

Сижу одна и наслаждаюсь. Словно год не выходила из комнаты. Все какое-то новое, необычное. Голуби слетелись. Ходят вокруг скамейки, склонив набок головки, посматривают вопросительно: в чем дело, почему не кормишь? Жалко, что не захватила хлеба.

Вчерашний мальчик — Вова — катался на санках с горки. Увидел меня, подбежал, спросил:

— А где тот дядя?

— На работе.

— Строит дом?

— Да, строит дом.

— А мой гараж сломали,— вздохнул Вова.

— Жалко,— посочувствовала я.

— Конечно, жалко. А вы бы не могли построить мне новый гараж? Большой.

— Нет, Вова. У меня болит нога. Видишь?

— Ка-акая!— протянул Вова и дотронулся до гипса.— Она деревянная?

Попробуй объясни, что не деревянная, а гипсовая.

Вова чинно уселся со мной рядом, вздохнул.

— Долго не идет тот дядя…

— Да,— согласилась я и тоже вздохнула.

— А вы бы не могли почитать мне книжку? — спросил Вова.

— Что ж, принеси, почитаю.

Вот легко поладила! Ждала возвращения мальчика и думала о Славкином сыне. «Такого же возраста»,— сказал Славка, Наверно, бойкий, общительный. Мальчишки все бойкие.

— Вот! — издали закричал Вова и показал мне книжку.

Читать в ней было почти нечего: на каждом листе большая картинка и короткий стишок, вроде:

— Все? — разочарованно спросил Вова, когда была прочитана последняя страница.

Я начала придумывать про мишку целую историю. Вова помогал неиссякаемыми «наводящими» вопросами.

— А кто мишку уронил на пол?

Вот и соображай, что ответить. Конечно, не девочка-хозяйка. Объяснением, что уронили чужие дети, Вова не удовольствовался.

— А какие дети? Плохие, да?

Уточнила, чем именно плохи чужие дети.

— А сколько их было, чужих детей?

— Наверно… наверно, трое.

— А как их зовут?

Рассказ обрастал подробностями, а я начинала мерзнуть. Пришли с работы девчата. Постояли около нас, посмеялись, помогли кое-что уточнить насчет мишки с оторванной лапой.

— Ты не замерзла? — спросила Ганнуля.

— Ничуть! — Превращусь в сосульку, но дождусь Славку здесь.

Девчата пошли домой. С крыльца Расма явно в мой адрес крикнула:

— Производственная практика!

Ну почему, почему она такая злая? Разве я виновата, что Славке она не нравится?

Я успела рассказать Вове историю всей жизни мишкиной хозяйки, когда Славка наконец показался в сквере.

— Да ты совсем посинела! — ахнул он.—Пошли, пошли в тепло!

— А как же мой вокзал? — спросил Вова.

— Ох, милый,— засмеялся Славка. — Про вокзал-то я и забыл. Ну, ничего. Вот… тетя погреется,— и он насмешливо сощурился на меня: похожа на тетю или нет? — погреется тетя Рута — тогда построим.

— Ладно. Тогда я вас подожду.

В комнату мы не пошли. Устроились у тети Мицы. Славка поставил стул поближе к горячему титану. Разворошил в топке подернувшиеся сизой пленкой угли. Сидя перед печкой на корточках, снизу весело посмотрел на меня и спросил:

— Значит, уронили Руту на пол?

— Да. И оторвали Руте лапу.

Он выпрямился, обхватил меня обеими руками, покачал и закончил:

— Все равно ее не брошу, потому что Рут хороший!

И мы рассмеялись.

Дверь в кубовой наполовину стеклянная. Я увидела, как в подъезд быстро вошел Лаймон. Спряталась за Славку. Лаймон через две ступеньки побежал по лестнице. На его шаги Славка обернулся.

— А ведь он к тебе, Рута.

— Не хочу,— замотала я головой. Славка посмотрел на меня испытующе.

— Правда, не хочу. Я тебя целый день ждала… Снова шаги по лестнице. Лаймон. Вышел из подъезда. Оглянулся.

— Позвать? — спросил Славка.

— Не надо.

Лаймон пошел по дорожке. На мгновение мне стало его жалко — так неохотно он шел.

Но Славка был тут, рядом. И больше никто мне не нужен.

Три недели отсидела дома. Гипс сняли, но ходить больно. Кое-как передвигаюсь по общежитию.

Сегодня у наших получка. А мне получать нечего— больничный лист не закрыли.