Антонина Коптяева - Том 5. Дар земли

— Вот и иди туда, когда тебя сократят в буровом тресте, — в сердцах сказала разобиженная Хаят.

— Нам еще много площадей разбуривать надо, — не сразу ответил Ярулла, больно ушибленный дерзостью дочери.

А Хаят? Вы думаете, она пошла на швейную фабрику? Как бы не так! Она бегала в партком, в местком, к Семену Семеновичу Тризне, и теперь ездит в Исмагилово: получила должность оператора на скважинах, подключенных к времянкам.

В эту ночь она, как обычно, дежурила на своем участке. Может быть, мать права? Большая нужна смелость, чтобы в темноте пробираться по нерасчищенным лесным просекам!.. Остро пахнут ветки кустарников, растерзанных гусеницами тракторов. Повсюду торчат мелкие пни, ободранные корни деревьев, расползлись по земле, хватают за ноги. Высоко над лесом, над исмагиловскими горами таинственно мерцают звезды. Так они светились и миллионы лет назад, отражаясь в гулявших здесь морских волнах. Море дышало, шумело, напластовывало отложения, в которых родилась нефть, а небо спокойно всматривалось в него миллиардами маленьких глаз. Наверно, старше всего на свете эти звезды! И что им до храброй Хаят, которая одиноко шагает там, где раньше бушевали волны! Она для них пылинка. Это большое небо как будто говорит: «У вас на земле ничего постоянного, а я буду всегда такое».

— Нет! Ты тоже изменилось, — вслух заявляет Хаят, — вдоль и поперек исчертили тебя самолеты. Да мы еще спутники Земли запустили. Летают! По точному расписанию появляются над разными городами мира. Нефть и газ помогли родиться и реактивной авиации. Вот мы какие!

Гордится Хаят, но все-таки страшновато ей одной в исмагиловских трущобах: частый лес, заросшие овраги, в черной глубине которых таятся неведомые и днем-то мало приметные тропинки. Кто их наследил? Медведей тут нет, а волки водятся. Что, если зажгутся в кустах глаза-угли?..

Как хорошо было на промысле, где Хаят работала до Исмагилова! Открытая долина, шоссе, по которому машины беспрерывно катят волны света, да еще факелы пылают всюду. Там и во время весенней распутицы, и даже зимой, в буран, не так страшно ходить. А вот пришлось уйти: при сокращении в первую очередь увольняли членов семей. Все эти АДУ! Как поначалу обрадовались операторы: машина сама включалась в назначенное ей время, сама опускала проволоку со скребком и даже ухитрялась сообщать на далекий диспетчерский пункт о возникающих у нее затруднениях. Потом и в баки — мерники — поместили приборы, которые тоже самостоятельно стали регулировать откачку нефти. Замечательные помощники! На них смотрели с умилением.

На том промысле все сверкало чистотой; Хаят и ее сменщики покрасили серебрянкой фонтанные елки, трапы, мерники и даже собственную рабочую обувь. Они выпололи сорную траву, сделали дорожки, посыпали их песком, огородили побеленными кирпичиками — словом, трудились, не жалея сил и времени. Хотелось навести порядок возле друзей-автоматов. Но новые друзья, захватив надежно позиции, заявили операторам: а мы чудесно обойдемся и без вас.

Примириться с этим было нелегко.

«Нет, я не сдамся! — рассуждала Хаят, продираясь через поломанный осинничек, тревожно лопотавший в темноте бессонными листьями. — Поработаю здесь — и получу право остаться на будущем чудо-промысле. Не желаю шить белье, хочу своим трудом участвовать в покорении природы».

Вдруг где-то впереди послышался надсадный хриплый вой.

«Наверно, собаки… Тут деревни кругом». Но несмотря на эти ободряющие мысли, словно ледяной ветер дохнул меж худеньких плеч, и Хаят, мигом проскочив вдоль черной опушки, выбежала на свет факела.

Нет, что ни говорите, хорошо, когда возле скважины горит факел!

И тут ноги девушки точно свинцом налились, а сердце застучало под самым горлом: два огненных глаза смотрели на нее из помятых овсов. Они медленно двигались, перемещались то вверх, то вниз: видимо, зверь, припадая к земле, готовился к нападению. Хаят не смогла даже крикнуть. Отчаянно взмахнула руками, кинулась в сторону, споткнулась о какую-то палку, схватила ее и, только тогда почувствовав себя сильнее, закричала:

— Пошел отсюда, поганая морда!

Что-то огромное вздыбилось стеной над овсами, стукнуло о камень подкованное копыто.

— Лошадь! Ах, чтоб ты пропала!

Не расставаясь с подвернувшейся дубинкой, Хаят отерла ладонью холодный пот с лица и отяжелевшей походкой пошла к скважине, а лошадь, глаза которой, отразив свет факела, так напугали девушку, стала пастись, громко хрупая овсяными стеблями.

Юный оператор поднялась на рабочую площадку скважины, с трудом ослабила ключом поджимную гайку на сальнике, потом прошла в темную будочку — электричества здесь пока не было — и почти вслепую начала спускать скребок, пока не почувствовала, что он задевает за парафин, выпавший на стенки труб. Неожиданно проволока перестала скользить вперед и свободно повисла над полом: спуск совсем прекратился.

Неужели запарафинилась скважина? Спаси аллах! — как говорят мать и дед Гайфуллин. Вытянув руками несколько метров проволоки, Хаят резко бросила скребок вниз; слышно, как он ударился о парафиновую пробку, но не прошел. Надев рукавицы, она тащит его вверх и снова бросает. Да, это не то что автомат. Теперь уже горячим потом орошается лицо и плечи девушки, но надо долбить! Недогляди — и скважина забьется наглухо. Тогда беда: придется делать подземный ремонт.

Солнце уже поднялось, когда Хаят, отработав смену, шла к вахтовому автобусу. До чего же хорошо в лесу ранним утром! Легкокрылые туманы вьются вдали над горными лощинами, розовеют пронизанные солнечными лучами. А как нежно звенит в голубой вышине серебряное горлышко жаворонка! Откуда такая сила голоса у крошечной птички, песня которой, звуча в поднебесье, слышится в зеленых рощах и на лугах, испещренных цветами. Ничего страшного, не то что в ночной темноте, когда можно старую кобылу принять за хищного волка. Хаят покраснела, стыдясь своего испуга и даже того, что бросилась на этого «волка», ну, точь-в-точь как мышонок, однажды до полусмерти замученный низамовской кошкой.

Все-таки здорово получилось, когда он после очередного броска вдруг поднялся на дыбки и, взъерошенный, замусоленный, выпятив грудь, с мужеством отчаяния замахнулся лапой на кошку.

— Гляди, убьет! — сказал с усмешкой Ярулла, тоже наблюдавший эту драматическую сцену.

Хаят подскочила к храброму мышонку, схватила его и, увернувшись от материнского тумака, унесла на улицу.

А сегодня ночью сама, как тот мышонок… Хорошо, что никто этого не видел. Зато теперь она достанет «пугач». И спички с собой брать надо: если нападет волк, зажечь хотя бы платок и сунуть в зубастую морду.

На шоссе девушка увидела быстро мчавшиеся со стороны Светлогорска промывочные агрегаты, а рядом, по проселку, катили бульдозеры и трактор-подъемник. Этими машинами обычно пользовались рабочие цеха капитального ремонта скважин. Да, вон и лицо Салиха Магасумова, сидевшего рядом с шофером, мелькнуло за стеклом кабины.