Александр Грачев - Первая просека

Захару стало вдруг весело. Никандр с его могучей силищей показался беспомощней ребенка.

Тщательно подыскивая нужные слова, Захар сказал:

— Комсомол, папаша, — это очень большой отряд молодежи, на всю страну отряд, который весь стремится к одной цели: построить социализм. Что бы ни было, как бы трудно ни было, а все равно построить — и баста!

— Ну, хорошо, отряд отрядом, это мне понятно, — возразил Никандр. — А вот как его построить, этот социализм? Кто-нибудь в глаза его видал, какой он, чтобы строить по подобию?

— Папаша, вы в бога веруете? — Захар показал на иконы.

— Верую понемножку, — нехотя ответил Никандр, сбивая пепел с козьей ножки.

— А вы его в глаза когда-нибудь видели, кроме как на иконе да на картинках? Нет? Ага! — в голосе Захара торжество. — Так вот, смотрите, что получается: ваш бог — это дело темное, выдумка, ничем в действительности не подтвержденная. И даже наоборот, наука в пух и прах разбивает эту выдумку, фактами разбивает!.. Так почему же вы думаете, что нельзя верить в социализм, когда он доказан наукой? Как инженер расчет строит, чтобы изготовить новую машину? Он изучает сначала все, из чего и как можно ее сделать, а потом подбирает нужный материал, расчерчивает, рисует ее план и уж после берется за изготовление по тому, что он спланировал. Вот так же Маркс и Энгельс все изучили, как живет человеческое общество, открыли такую закономерность, что в будущем оно придет к социализму, а Ленин…

— Однако, ты, паря, запальчивый, — перебил его Никандр. — Вот ты лучше скажи мне… То я все равно не пойму, про социализм. Ты скажи лучше мне по совести, кто тебя самого-то заманул сюда? Или там уж невмоготу стало жить?

— Если говорить обо мне лично, — уже другим, спокойным голосом ответил Захар, — то я поехал затем, что меня заманил сам Дальний Восток. Я читал о нем в книгах, и он мне всегда очень нравился. А тут как раз случилось так, что из армии списали и тогда же мобилизацию на стройку объявили. Я и поехал. Хочу испытать себя в трудностях. Вот раскорчуем тайгу, построим завод, город — может, инженером стану или другую профессию приобрету.

— Э-эх, паря, паря!.. — Никандр безнадежно махнул рукой. — Ничего вы не построите, больно сопливые еще, не суди на грубом слове. Только животы себе понадорвете и загинете тут. Мыслимое ли дело — всю тайгу выкорчевать! Да мы всей деревней живем вот на этом месте без малого семьдесят лет, уж и стариков, кои первыми приехали, давно похоронили, а тайги-то много накорчевали? Тайга не морковка на огороде — пошел да надергал… Однако я тебя замаял, хворого, — спохватился Никандр. — Извиняй, паря. Может, тебе чего принести покушать или попить?

— Спасибо, папаша, вода у меня есть.

— Ну, хорошего тебе сна. Не обессудь темного мужика, душа у меня стала неспокойная…

Никандр загасил лампу и вышел, осторожно прикрыв за собой дверь.

Взволнованный и разгоряченный спором, Захар долго не мог уснуть. Когда же начал дремать, пришел Ставорский, зажег лампу, стал ходить по комнате, потом долго ел за круглым столом. Захар притворился спящим.

Долгое время Захар никак не мог понять Ставорского и свои отношения с ним.

Вот и сегодня: Ставорский брился, когда проснулся Захар. Окна, что выходили на восток, к Амуру, ослепили его: будто само солнце прилипло к ним и утопило в своем сиянии всю комнату. А в этом сиянии черным силуэтом — Ставорский.

Едва Захар открыл глаза, как Ставорский повернул к нему намыленное по самые глаза лицо.

— Ну, как самочувствие, парень? — поинтересовался он, занося бритву над подбородком.

— Вроде бы ничего, — с трудом ответил Захар и жадно ухватился за кружку с водой.

Больше — ни слова. Захар разглядывал спину с узкой талией, накрест перечеркнутую коричневыми подтяжками. Они напомнили Захару кавалерийские ремни, и сердце сладко и тревожно ворохнулось в груди. «Наверное, ловкий кавалерист был, — подумал Захар. — Клубок мускулов…»

Побрившись, Ставорский замурлыкал какой-то мотив, вытер насухо бритву. Потом легко встал, скорее — вскочил; направляясь в переднюю половину избы, ободряюще кивнул и подмигнул Захару. Захар почему-то улыбнулся в ответ, хотя и не понял, что означал этот кивок. Ему стало неловко: почему, собственно, нужно было улыбаться? Что они, ровня — Захар и этот, как его… Ставорский?

Вернувшись, Ставорский торопливо и молча оделся, быстро и так же молча поел, выпил два стакана молока и только тогда обратился к Захару:

— Я тут сказал хозяевам, чтобы как следует ухаживали за тобой. Температура как, высокая?

— Кажется, не очень.

— Ну, тогда давай сейчас поговорим. У меня есть немного свободного времени. — Он взглянул на огромные серебряные часы, достав их из карманчика галифе.

Потом поставил табурет у кровати, сел на него верхом, примащиваясь вплотную к изголовью постели, и посмотрел прямо в зрачки Захара своими холодноватыми глазами-миндалинами.

— Кто у тебя родители?

— Крестьяне, казаки.

— Какие казаки?

— Донские.

— Живы?

— Нет, отец погиб в германскую, мать в голод умерла. У деда воспитывался.

— У белых из родни кто-нибудь служил?

— Один дядя. А другой дядя — у Буденного.

— Как же это? — усмехнулся Ставорский.

— А у нас там, на Дону, немало таких случаев.

— В комсомоле давно?

— С двадцать седьмого года.

— Да-а, донские казаки — лихой народ, смелый. Пожалуй, это лучшие из всех двенадцати казачеств. Забыл твою фамилию… Жернаков? Так вот что, товарищ Жернаков, по глазам вижу — смышленый ты парень, чую, что и кавалерист был неплохой. Такой человек, именно кавалерист, мне нужен на конный парк до зарезу, — провел он ребром ладони поперек горла. — Пойдешь все-таки? Сначала будешь бригадиром, а там своим заместителем сделаю, как говорил тогда.

— Я ведь конник-то, товарищ Ставорский…

— Харитон Иванович, — подсказал Ставорский.

— Простите, забыл… Харитон Иванович. Конник-то я, говорю, такой, когда лошадь под седлом да овес в кобурчатах. Боюсь, что бригадир из меня выйдет плохой. Да потом же, на сплаве скажут: сбежал.

— Ну, это ерунда! Пойду в отдел кадров и переоформлю. Я не понимаю, чего брыкаешься? Ты же через год мог бы командиром взвода стать, а бригадиром идти боишься! Под седлом будешь иметь любую лошадь, какая понравится. Ну, согласен? Смотри, другого возьму, мне ждать некогда.

— Ладно, пойду, — подумав, ответил Захар. — Очень соскучился по лошади…

— Так бы и сразу! Нерешителен, братец, ты. Разве таким должен быть донской казак?

— А вы сами не казак, случайно, Харитон Иванович?

— Нет, я белорус. Но в гражданскую войну был в конной бригаде Котовского, потом в частях червонного казачества.