Юрий Лаптев - Следствие не закончено

— Если ты, Яша, заработаешь на своем стадиончике только грыжу, так я буду считать, что мы еще дешево отделались!

На что Яков Матвеевич ответил:

— И что ты, Тиля, понимаешь в этом благородном спорте? Возьми, пожалуйста, вчерашнюю газету, где описан матч между двумя командами Латинской Америки: сорок семь болельщиков убито и больше сотни ранено!.. А что мы…

Так что вполне естественно, что главный инженер не только ответил согласием на просьбу данной четверки из команды строителей, но и обещал парням всемерное содействие. И, только готовясь уже наложить резолюцию, Левант задержал руку и спросил с начальственной строгостью:

— Слушайте, товарищ Громов, а это не отразится?

— На чем?

— Смотрите — он не понимает!.. В этом году вы наконец-то выбрались на второе место, но, извините, нас это мало радует. Это же смех и горе: какой-то «Волжский нефтяник» уже обошел «Строителя» по потерянным на два очка! Мы им строим, а они нас бьют — куда это годится? И где ваша совесть, дорогие товарищи?

И только когда четверка футболистов заверила Якова Матвеевича, что общение друг с другом и сыгранность на футбольном поле благотворно скажутся и на работе, Левант начертал на углу заявления:

«Согласен. Отделу кадров: выделить инструктора по сварке».

В отличие от главного инженера, обладавший завидным здоровьем и природной расторопностью Митька Небогатиков относился к игре местных команд весьма скептически.

— Разве это футбол?.. Я уж не буду говорить про бразильцев или Эйсейбио. Даже тому, кто видел хотя бы по телевизору игру киевлян, смотреть на игру этих ширмачей — все равно что слушать вместо «Пиковой дамы» отчет санитарной комиссии.

Это презрительное суждение, как оказалось впоследствии — к счастью Митьки, услышал работавший на помостях по соседству с Небогатиковым сварщик Ярулла Уразбаев.

— Интересно, кто это произносит такие паршивые слова? — спросил Ярулла, угрожающе сдвигая на лоб защитный козырек.

— Я говорю — Дмитрий Никонович Небогатиков. Год рождения — одна тысяча девятьсот сорок седьмой, место рождения — город Сапожок, Рязанской области. Холост, но в гражданском браке иногда состоял. За рубежом не был, в царской и белой армиях не служил, тем не менее к суду привлекался дважды по одной и той же статье Уголовного кодекса. Оседлого жительства не имею, а временно приписан к исправительной колонии: барак четыре, койка семьдесят два! — не переводя дыхания отрапортовал Митька.

— Интересно, — повторил свое любимое словцо Ярулла, несколько ошеломленный чеканно-обстоятельным ответом.

— А если тебе интересно, давай поменяемся: я уступлю тебе койку и вид на жительство, а сам перейду в бригаду Мишки-грома, — снова, ни на секунду не задумавшись, оттараторил Митька.

— А ты, говорун, откуда меня знаешь? — спросил Небогатикова незаметно для него подошедший Михаил.

— Софья-воспитательша нам вчера травила целый час. Сначала про то, как в США негры по работе и по долларам скучают, а потом на вашу бригаду свернула: дескать, вот в нашей стране житьишко — право на труд не зависит ни от кожи, ни от рожи, не только нарушитель, а даже любой задрипанный футболист может оказаться полезным винтиком в народном хозяйстве.

Кругом засмеялись, а вспыльчивый Ярулла, пригнув голову, решительно направился к Небогатикову:

— Я тебе покажу «задрипанного футболиста»!

Назревавшую ссору предотвратил Громов. Он встал между Митькой и Яруллой и спросил как ни в чем не бывало:

— Слушай, Дмитрий Никонович, а ты… по вечерам свободен?

— Работой не загружен, но свобода передвижения происходит точно по учебнику математики, от пункта А до пункта Б, — снова не задумываясь ответил Митька и, глядя через плечо Громова на Яруллу, сказал: — А ты, потомок Чингисхана, напрасно на меня взъелся: я вашу нацию уважаю. У меня в Казани, хочешь знать, самый сердечный кореш проживает — Сафа Абдуллаев, республиканского значения парень!

— Я башкир, а не татарин, — отходчивее сказал Ярулла.

— Какая разница! И тот и другой может гаркнуть вслед за Владимиром Владимировичем: «Читайте, завидуйте — я гражданин Советского Союза!» А главное — обоих здесь, на берегу Волги, уважают больше, чем…

Митька выразительно ткнул себя пальцем в грудь.

— Ну, а если мы все-таки к тебе придем? — снова задал неожиданный для Небогатикова вопрос Громов.

— Зачем?

— Просто так. Поговорить о текущих событиях.

— Пожалуйста. Только… посуда наша, жидкость ваша! — снова попытался отшутиться Митька, но и сам почувствовал, что шутка оказалась неуместной.

Вскоре молодежная бригада обогатилась еще одним, поначалу не шибко старательным работничком, а в одной из трех комнат квартиры, выделенной «громовцам» под общежитие, появилась еще одна койка, неимоверно потертый, но еще голосистый баян и тоже обшарпанный, не так от старости, как от разгульной жизни, кот Баптист — существо донельзя нахальное и вороватое.

— Я понимаю, что вас смущает не внешний облик, а идеологическая сущность этого млекопитающего, но, поскольку мы с Баптишей перековывались в пансионе благородных юношей на пару, я не могу оставить его на произвол судьбы, — так заявил Небогатиков своим новым сотоварищам при переселении из лагерного барака в общежитие.

Правда, когда бригада почти единогласно (воздержался только Ярулла Уразбаев) решила взять Митьку Небогатикова на поруки и Михаил Громов обратился в комитет комсомола за содействием, Мария Крохоткова, избранная незадолго до этого комсоргом стройуправления, высказала такое опасение:

— А не придется нам, Громов, опять извиняться за свое поручительство? Как после истории с хулиганом Тепляковым?

— Боишься? — недовольно спросил Громов.

— Не подкусывай… Сам-то его хорошо знаешь, этого, как ты говоришь, бой-парня?

— Более или менее. Правда, встречались мы с ним только два раза, но Небогатиков произвел на меня вполне положительное впечатление.

Такой ответ рассмешил Машу-крохотулю.

— Вот уж не думала я, что ты, Громов, такой… впечатлительный!

— А я, Крохоткова, тоже не замечал за тобой такой… бдительности!

— Ну, знаете ли! — Глаза комсорга утеряли присущую им завлекательность. — После этого нам с вами, товарищ Громов, не о чем говорить!

Но правильно определил Михаила Кузьма Петрович Добродеев: в «вояку»-отца задался характером парень. Поэтому на другой же день в час обеденного перерыва перед светлыми очами Крохотковой Громов предстал уже не один, а в сопровождении братьев Малышевых и самого «бой-парня».

— Вот, можешь убедиться воочию, — кратко представил Михаил Небогатикова.

— Здравствуйте, — сказала Крохоткова, несколько обескураженная «очной ставкой».