Юрий Мишаткин - Особо опасны при задержании [Приключенческие повести]

— На Дону нам не придется ничего внушать или кого бы то ни было наказывать. Казачество встретит нас хлебом-солью, как долгожданных освободителей от большевистского рабства, как победителей, как земляков, вынужденных долгие годы жить в изгнании.

— Хочется верить, мой генерал.

Розенберг прошел за стол. Главный «эксперт» по большевизму и пропагандист расизма был в генеральской форме, без орденов, лишь почетный золотой значок старейшего члена НСДАП с 1919 года (членский билет № 625) поблескивал на лацкане.

— Я имел удовольствие познакомиться с вашим письмом. Многое предлагаемое вами уже воплощается рейхом в жизнь. Как шестьсот лет назад, сегодня немцы вновь обратили свои взоры на Восток и перешли к политике жизненно необходимого нашей великой нации территориального завоевания.

«Словно по книге шпарит, к тому же не по своей, а по германской библии „Майн кампф“», — отметил Краснов.

Рейхсминистр возвышался за массивным письменным столом, и Краснову пришлось также привстать в кресле.

— Пока районы Дона входят в рейхскомиссариат «Украина» с центром в Ровно. Но придет время, и все прилегающие к Дону земли образуют самостоятельный генеральный комиссариат. Великая «Третья империя» принесет свободу закрепощенному большевиками свободолюбивому казачеству. Директива фюрера номер 33 предписывает готовиться к мощному удару в направлении Дон — Кавказ. Исход войны предрешен, и кому, как не вам, мой генерал, дорога судьба славного Дона. В станицах должна возродиться дореволюционная форма правления, так любимая казачеством. После долгих лет бесправия и унижения ваши земляки обретут свободу и самоуправление. На вас возлагается почетная и ответственная миссия по поддержанию порядка в районах Дона. Необходимо направить все силы на подавление любого большевистского сопротивления, которое могут встретить наши армии при подходе к Дону и Волге. Кому, как не вам, идейному вождю донского казачества, выполнить эту задачу и помочь доблестному рейху в его быстрейшем продвижении на Восток!

— Рад служить! — выдохнул Краснов и вытянулся по стойке «смирно».

Кончилось время, когда многие считали старого русского генерала выжившим из ума пустым прожектером, из года в год упорно подающим в различные германские ведомства свои докладные. Наконец-то начинается активная деятельность в одном строю с победоносно наступающей на востоке германской армией! Минует не так уж много времени, и на Дону возродится казачья вольница! При его, Краснова, непосредственной помощи и участии, под его руководством!

Старый генерал был полон радужных планов. Он не знал, что спустя несколько недель после нападения на СССР, на специальном совещании Гитлер так определил судьбу Советской страны: «Речь идет о том, чтобы правильно разделить огромный пирог, дабы мы могли: во-первых, им овладеть, во-вторых, им управлять, в-третьих, его эксплуатировать. Нам нужен железный принцип на веки веков: никому, кроме немца, не должно быть позволено носить оружие. Кажется, проще привлечь к военной помощи какие-либо другие подчиненные нам народы. Но это ошибка. Это рано или поздно обратится против нас самих. Только немец может носить оружие — ни чех, ни казак, ни украинец». Эта установка была хорошо известна Розенбергу. Но генерал СС и СА не счел нужным информировать о ней русского эмигранта. Пусть господин Краснов, а с ним и другие бывшие русские, до поры до времени свято верят, что междуречье Дона, Северного Донца и Волги отдается в безраздельное пользование казаков. Пусть русский эмигрант считает, что со своими сподвижниками он вступает в борьбу со страной Советов для собственной выгоды в личных интересах. Пусть старик, а с ним осевшие в странах Европы русские, украинцы, татары, грузины и другие эмигранты льстят себя надеждами вернуться с помощью рейха на родину и для достижения этого вступают без страха и упрека в бой, подставляя головы под пули. Как верно писал Плутарх: где не хватает львиной шкуры, там пришивают лисью.

В свою очередь Краснов старался не вспоминать разглагольствования Гиммлера о будущем России. По идее рейхсфюрера СС, население Советского Союза будет переведено на положение рабов, жителям оккупированных Германией районов милостиво позволят иметь лишь четырехклассное образование. Лучше не вспоминать, что нацистами планируется ежегодно уничтожать до четырех миллионов русских (а значит, и казаков), дабы исключить прирост в России коренного населения, что поможет немецкому народу стать неограниченным властелином континентальной Европы до отрогов Урала. Надо крепко-накрепко запомнить мудрую истину, утверждающую, что кошки не ловят мышей в белых перчатках.

— Не забудьте пригласить на рыбалку. С удовольствием посижу с удочкой на берегах Дона и Волги.

Аудиенции настал конец. Краснов понял это, увидев, как дрогнули белобрысые брови уроженца Таллина, бывшего агента белогвардейской разведки, выполнявшего в 1918–1920 годах ряд ее заданий, автора дипломной работы по проектированию крематория, как рейхсминистр склонил голову с острым раздваивающимся подбородком, как РР (так за глаза называли всесильного рейхслейтера) посмотрел мимо, словно перед ним никого не было.

Спать теперь Краснову удавалось за ночь лишь несколько часов. И виной тому была не хроническая бессонница, а заботы и дела, которые свалились на генерала. «Знаток» казака и его души (каким считал себя Краснов) начал поспешно сколачивать разрозненные в эмиграции белоказачьи силы — верных сподвижников по гражданской войне. В различные страны пошел нескончаемый поток депеш, писем. В Берлин начали съезжаться из Франции, Румынии, Словакии те, кто верой и правдой служил белому движению, кто всю жизнь посвятил борьбе с большевизмом. Не уставая (откуда только брались силы?), Краснов то и дело выступал на различных митингах, завтраках и обедах, сочинял воззвания, выезжал на встречи с высокопоставленными лицами, присутствовал на многочисленных совещаниях в главном штабе СС, Министерстве восточных областей, рейхскомиссариатах «Украина», «Остланд». И так изо дня в день.

— Признайся: часто снится тебе родная станица? — завершая завтрак, спросил Краснов хорунжего.

Егорычев ответил не сразу. Пожевал беззубым ртом, подергал левый ус и хмуро сказал:

— Уж и позабыл, какая она, станица-то. Иной раз силюсь вспомнить, а в памяти будто туманом заволокло. С годами-то не только станицу, а и свое имя позабудешь.

— Есть желание увидеть своих детей?

— Дак ежели живы они…

— Мало того, что живы! Успели наградить тебя целым выводком внуков и правнуков! Наберись терпения, старина: весной обнимешь детей и внуков.