Николай Глебов - В степях Зауралья. Книга вторая

Замедляя ход, поезд остановился у закрытого семафора. Апрельское солнце светило ярко, заливая теплом железнодорожные постройки и пути. Оглянувшись по сторонам, Зорин вышел из вагона и направился к виадуку.

Это был Андрей, приехавший из Омска для связи с челябинскими большевиками.

После события у Черного Яра он с неделю скрывался на конспиративной квартире по Степной. Однажды ночью Фирсов проснулся от какого-то тревожного чувства, полежал с открытыми глазами и, услышав осторожные шаги хозяйки, поднял голову.

— Возле палисадника кто-то ходит, — прошептала женщина.

Андрей быстро оделся, припал к окну и увидел в сумраке ночи возле палисадника человека. На углу, возле ворот виднелся силуэт второго.

«Слежка, — пронеслось в голове Фирсова. — Надо предупредить товарищей! Но как выбраться из дома?»

— Ход еще есть? — спросил он тихо хозяйку.

— Через кухню на чердак. Там можно спуститься через слуховое окно в соседний переулок.

Домик был низенький, как у большинства жителей на Степной улице. Открыв отверстие на чердак, Андрей осторожно выглянул из слухового окна. В переулке стояла мертвая тишина. Фирсов, придерживаясь за карниз, спустил ноги, на миг повис в воздухе и легко спрыгнул на землю. Через полчаса он был в доме одного из членов подпольного комитета.

— Наконец-то! Мы так боялись за тебя, наделал ты, брат, переполоху в стане белых. И сейчас колчаковские ищейки рыщут по Омску в поисках таинственного поручика Топоркова, — улыбнулся подпольщик.

В ту ночь в доме Симакова огонек светил до утра. Днем Андрей встретился с Парняковым, который направил его в Челябинск для связи.

— Учти, что там идут провалы, видимо, действует рука опытного провокатора. Будь осторожен!

Получив еще в Омске адрес явочной квартиры, Фирсов направился в железнодорожный поселок. Вскоре он постучался в калитку домика, стоявшего в конце улицы. На стук вышла хозяйка. Увидев незнакомого человека, замялась и только после того, как Андрей назвал условный пароль, пропустила его в дом.

…После бессонных ночей в Омске и в поезде Андрей только сейчас почувствовал страшную усталость и забылся тяжелым сном.

Разбудил его мужской грубоватый голос, который слышался за закрытой дверью.

— Ремонт паровозов мы и так задерживаем под разными предлогами, из депо скоро не выпустят. Как дела на копях?

— Шахтеры вместо угля выдают на-гора землю. Держатся крепко, — ответил второй.

— Это хорошо! — этот голос, видимо, принадлежал хозяину явочной квартиры, так как он же обратился к женщине:

— Самоварчик бы на стол, Аннушка, чайку попить охота, да и пора будить товарища.

Скрипнула дверь. На пороге показалась хозяйка и обратилась к Андрею:

— Вставайте! У меня самовар готов.

Фирсов вскочил с постели и через несколько минут вышел в комнату. Поздоровавшись, сел за стол.

Хозяин, взглянув на окно, весело закивал:

— Ростовцева идет, — сообщил он шахтеру и, поднявшись со стула, стремительно вышел из-за стола. Нервно перебирая пуговицы кителя, побледневший Андрей не спускал глаз с дверей. Вскоре в сенях послышались легкие шаги и неторопливый стук.

— Заходи! Заходи! — хозяин распахнул дверь. Христина замерла на пороге.

— Андрей! — девушка бросилась к приезжему, припала к его плечу и заплакала.

Андрей нежно приподнял ее голову и долго не мог оторваться от ее лица.

Через Христину Андрей установил тесную связь с подпольной организацией Челябинска.

Комитет поручил ему вести работу среди солдат полка имени Шевченко. Полк был укомплектован из молодых переселенцев с Украины, семьи которых жили в Кустанайском и Петропавловском уездах.

Рослые и загорелые степняки держались отдельными группами, были замкнуты, молчаливы и косо поглядывали на своих командиров.

Казармы охранялись строго. Мобилизованные насильно в армию Колчака хорошо помнили карательную экспедицию полковника Разделишина, который после расправы с усть-уйской беднотой, обрушил кровавый террор на поселки переселенцев. У многих солдат были свежи в памяти дым пожарищ, порка отцов и матерей, угон скота и его распродажа.

Восемнадцать тысяч расстрелянных и утопленных в Тоболе повстанцев — таков итог Кустанайской трагедии, такова цена авантюры анархиста Жиляева, возглавлявшего в то время партизанское движение в уезде.

Андрею удалось проникнуть в казармы полка имени Шевченко под видом раненого солдата, возвращавшегося из полевого госпиталя в село Федоровку, Кустанайского уезда.

— Земляков бы повидать, — заявил он дежурному офицеру и подтянул к себе, висевшую на лямке руку.

— Документ? — резко спросил тот. Андрей долго шарил за пазухой в поисках отпускного удостоверения, снял солдатскую папаху, заглянул в подкладку, нет ли его там и неторопливо полез за голенище сапога. — Должно тут.

Офицеру надоело ждать:

— Проходи!

После утомительной маршировки солдаты группами сидели на нарах и, обжигаясь, пили из жестяных кружек вечерний чай.

Нащупав в боковом кармане удостоверение, выданное подпольным комитетом на имя солдата Василия Клименко из хозяйственной команды 11-го Уральского полка, Андрей, не торопясь, стал пробираться узким проходом между нар.

— Эй, служба, что здесь ходишь? — обратился к нему сидевший на нижних нарах солдат.

— Сказал бы словечко, да волк недалечко, — ответил поговоркой Андрей и оглянулся по сторонам.

— У нас волков нет. Садись чай пить с нами, — приветливо заговорили солдаты, уступая пришельцу место.

— А теперь, братцы, как говорил мой дед, кашу кушайте, сказку слушайте, к присказке прислушивайтесь да на ус мотайте, — начал Андрей и еще раз посмотрел по сторонам.

— Складно получается, — оживленно заметил один из солдат. Со второго яруса свесилось несколько любопытных голов.

— Ездил я недавно в Омск. Вышел как-то раз из вагона на разъезде. Смотрю, целый эшелон мертвяков на путях стоит. Спрашиваю, что за люди? «Солдаты, от тифа померли. Хоронить некому». Вот, думаю, забота о нашем брате. Даже в земле места нет. А в самом Омске господа офицеры пируют.

— Будет и им похмелье, — сумрачно отозвался кто-то с верхних нар.

— Погоди, Сергиенко, не мешай, — прервал товарища сидевший рядом с Андреем солдат. — Рассказывай, служба, дальше!

— Хорошо… хожу по улицам Омска, смотрю, разные господа с дамочками на рысаках катаются — им и война нипочем.

— Факт, — стукнул кружкой о нары немолодой солдат Костюченко Федор, призванный недавно в полк. — Мы вот воюем, а они пируют. Им пышки, а нам шишки. Так я говорю? — Федор обвел взглядом товарищей.

Андрей вел беседу осторожно, изучая настроение солдат. Рассказал о переходе отдельных частей на сторону Красной Армии, о партизанском движении в тылу, о деятельности Урало-Сибирского бюро РКП(б) и той огромной помощи, которую оказывают партизанам рабочие горного Урала.