Сергей Крутилин - Грехи наши тяжкие

Чинно идут по тротуару парикмахерши и продавцы магазинов. Идут с выражением исполненного долга: картошка выкопана! Переговариваются между собой — кто сколько накопал картошки. А по мостовой, дробно перестукивая колесами, едет повозка, доверху нагруженная мешками. Ничего не поделаешь — «бабье лето»: звенят в огородах лопаты; возчик райпотребсоюза понукает вконец загнанную кобылу, которая с утра до вечера возит телегу с мешками.

Смотря на эту картину, Долгачева вздыхает: как незаметно промелькнуло лето. Ведь, кажется, совсем недавно ей попадались навстречу мужчины с колышками и бабы с тряпками. И вот уже везут из Щучьего картошку.

С окончанием грязной работы — первым делом, конечно, баня. Как не попариться после трудов праведных? Туренинцы свою баню любят, гордятся ею. Еще загодя, в пятницу вечером, высокая жестяная труба бани — единственная на весь город — дымит как первобытный паровоз. Утром в субботу начинается шествие. Мужчины несут в сумках чистое белье и сверху — березовые веники с пожухлыми листьями. Бабы ведут за руки детишек, несут тазы и шайки: по таким дням тазов в бане всегда нехватка. В парной, на полку, только и разговору про картошку: кто и сколько накопал, хороша ли картошка в этом году, то да се. Парная туренинской бани заменяет народу парламент. Тут, на полку, под шипенье пара, обсуждаются все важные вопросы, волнующие горожан, — урожаи, дожди, смерть человека или рождение.

Едва горожане управились с картошкой, как привалило другое важное дело: пришла пора заготавливать дрова на зиму. Туренинцы топят печи дровами. По старому русскому обычаю, они считают, что пар костей не ломит. Поэтому топят они усердно. Зимним утром во всех концах Туренино по низкому серому небу тянутся голубые дымки из труб. Нет такого дома, нет такой трубы, чтобы она не коптила небо.

Понятно, что к заготовке дров горожане относятся серьезно. Даже картошку не все сажают, надеясь на авось: «Ну ее к лешему! Купим!»

Дрова же заготавливают все туренинцы.

Снова снуют по городу автомашины — самосвалы т бортовые. Кузова их доверху нагружены бревнами. Лоснятся бока кругляков: зеленеют осины, белеют березы; этот, видно, для себя старался, одних березовых отобрал.

Весь месяц городишко оглашается звоном бензопил. Оглохнуть можно. Теперь горожане не пилят дров по старинке, ручными пилами, на крестовинах. Теперь дрова пилят бензопилой «Дружба». И вот что заприметила Долгачева: редко она видела «дружбистов», которые бы слонялись по улицам в поисках работы. Калымщики пошли солидные. Как правило, они договариваются с клиентом заранее. Глядишь, в субботу к дому подкатывают «Жигули». Парень открывает багажник, достает оттуда пилу, канистру с бензином. Напарник его раскатывает перед домом кругляки, делает кладку, чтоб удобнее было резать, — и пошла работа!

Час-другой звенит, заливается на всю улицу пила. Но вот окончено дело: деньги на бочку. Пильщики уложили все свое хозяйство в багажник, сели в машину — и покатили дальше, на другой конец города, где их уже поджидает новый хозяин.

Калымщиков, которые ходят по улицам с «Дружбой» на плечах, становится все меньше и меньше. Конкуренция! Но они берутся заготавливать дрова с полным сервисом — с колкой и укладкой в штабеля.

Туренино — патриархальный город. Он чем-то напоминает северные города, вроде Хельсинки. В Хельсинки по утрам на главной площади, перед президентским дворцом, устраиваются базары. Рыбаки приводят в залив шхуны. По шатким сходням несут тяжелые корзины, в которых живая рыба. Торговцы овощами и зеленью рядами устанавливают свои тележки; сдвигают прилавки продавцы галантерейных товаров и игрушек.

Поблескивает на солнце рыба. Оранжевые бока томатов, яркая зелень капусты, огурцов, салата, детские игрушки — все это многоцветно, ярко, красочно.

Меж рядами прилавков, между корзинами с живой рыбой, между ящиками с зеленью ходят озабоченные хозяйки — с сумками, плетенками. Торопливо, что надо, покупают. Торговаться особенно некогда: пройдет час-другой — площадь мигом опустеет. Исчезают тележки с зеленью, корзины рыбаков; нет витрин с детскими игрушками. На пустую площадь рядами въезжают поливальные машины. Они моют площадь, сливая в залив рыбную чешую, капустные листья, лопнувшие детские шары.

Площадь блестит от воды, от чистоты.

На флагштоке над президентским дворцом взвивается национальный флаг: президент приехал во дворец.

Начинается новый трудовой день.

Туренино, правда, невелик город: базары там — раз в неделю, по воскресеньям. Когда-то на центральной площади, три раза в год, устраивалась знаменитая туренинская ярмарка. Съезжались купцы из Калуги, Белёва, Алексина, Серпухова. Приезжали мужики со всей округи. Привозили овчину, рожь, лен; приводили скотину. В память о тех временах на этой площади стоят купеческие дома — с лепными фресками и тяжелыми воротами. Да и площадь называется по-старому — Базарной.

На Базарной площади елочки посажены. И надо же. С тех пор как тут не стало ярмарки, они разрослись. Долгачева разрешила на Базарной площади, под елочками, сколотить лотки на дубовых столбах, чтобы бабы торговали не где-нибудь, а тут, под рукой. Екатерина Алексеевна знала, что народ любит походить по рядам, поторговаться да и что-нибудь купить. Каждое утро бабы раскладывали на столах ящики с рассадой, пакетики с семенами, летом — красные пучки редиски, корзины с грибами. «Да разве нечем торговать, когда хочется торговать?! — решила Долгачева. — Вон, под елочками, уже кто-то есть в такую рань!»

Подойдя поближе, Екатерина Алексеевна разглядела, что под елочками была тетя Даша — уборщица. В телогрейке, в резиновых ботах с короткими голенищами, тетя Даша подметала Базарную площадь. Здесь всегда многолюдно: старики, дети, бабки с узлами. Куда едут? Зачем? А где люди — там, известно, сор. Валяются стаканчики из-под мороженого, бутылки.

Тетя Даша работой себя не изнуряла. Относилась к делу философски: сколько ни мети, весь мусор не уберешь.

— И-и, не спится тебе, Алексеевна, с молодым-то мужем? — заговорила тетя Даша вместо приветствия. Толстая, в телогрейке, едва сходившейся у нее на груди, она перестала подметать и оперлась на черенок метлы, — я в ваши годы любила поспать.

Тетя Даша говорила не подобострастно, а так, как со своими товарками, сидя на завалинке перед домом.

— Заботы, тетя Даша, — сказала Екатерина Алексеевна, думая о своем: «Уж все знают, что Тобольцев приехал. Надо как-то объявить об этом, хоть ближним. Устроить вечеринку или что-то вроде свадьбы. А то получается, что мужа держу тайно».

— А мне так кажется, — заговорила тетя Даша, — рано встает только наш брат — подметала!