Сергей Крутилин - Грехи наши тяжкие

Долгачева от балкона вернулась к столу, села и долго смотрела на Варгина. Тихон Иванович не знал, что ему делать: пора было уходить, но у него не было сил подняться.

— Я вас предупреждала: не гонитесь за длинным рублем. Легких денег не бывает.

— Но мы на эти деньги построили комплекс. Осенью коров на новые фермы определим.

— Все это так. Но до осени надо еще дожить да расхлебать вот эту неприятность.

— Ничего! — уверенно сказал Тихон Иванович, чтобы успокоить Долгачеву. — Не в таких переплетах Варгин бывал.

Варгин стоял перед женой грустный и растерянный. Как ни старался Тихон Иванович, как ни разглаживал, бреясь, морщины на лице, выглядел он плохо. Он спал неважно, просыпался каждый час, ходил на кухню курить. Мысли, одна тревожнее другой, не давали ему заснуть. Все думалось, что раз взяли Косульникова, то у следствия были уже все основания для его ареста. Небось воровал материал да присваивал себе деньги. Пасту для авторучек он получал законно. А вот где и как он доставал металл для наконечников?

«Да, значит, я — сообщник. За большими деньгами погнался», — ругал себя Варгин.

Егоровна понимала состояние мужа. Старалась своим вниманием облегчить его страдания.

— Ты ордена не надевал бы, — посоветовала она, осматривая Тихона Ивановича. — Небось там про твои награды знают. А то выходит, что не на допрос идешь, а будто на праздник какой. Оделся, хоть в президиум сажай.

— Пусть! — упрямо возразил он. — Пусть знают, что Варгин не лыком шит. Я с орденами увереннее себя чувствую. Ведь их мне не за красивые глаза дали. Особенно вот этот, боевой.

— Как знаешь.

Егоровна поправила ему галстук. И все время, пока она поправляла, прилаживая, Варгин по-стариковски топтался на месте, ожидая, пока жена отпустит его.

— Старуха, опаздываю на автобус, — молвил он.

— Успеешь.

Варгин решил ехать не на своей машине, а рейсовым автобусом. Если будет задержка у следователя, то со своей-то машиной обременительно.

Тихон Иванович ехал в общем-то знакомой дорогой. Ему вспомнилось, как в марте сорок третьего, после госпиталя, он шел домой. Шел в отпуск, на поправку. Никаких машин не было, изредка попадались встречные подводя — баба везла больного ребенка или вещички призывников, шагавших следом. Попутных не было, и Варгин шел всю дорогу пешком.

Теперь же он ехал в удобном автобусе, встревоженно глядя на лес, на поля. «Хороша пшеничка! Видно, подкормили вовремя. А мы сегодня задержались малость. Наша хуже».

И так, посматривая по сторонам, Тихон Иванович не заметил, как уткнулся и вздремнул, — ночь спал беспокойно.

Варгин не знал, сколько он спал. Ему казалось, что проснулся тут же, едва заснув. Но Тихон Иванович проснулся, когда автобус остановился. Он зевнул и незаметно, как это бывает со всеми в пути, прислушался, стараясь по каким-то приметам, репликам пассажиров понять, много ли осталось до города. Осталось еще много, — было лишь Фролово, а это на полпути в Новую Лугу. Но в автобусе, где в Туренино было тесно и шумно, народа заметно поубавилось, и было тихо: кто дремал, кто приглушенно разговаривал.

— И-и… следователь-то ему и говорит… — услышал Варгин позади себя голос. — И говорит: «Молодой ведь ты. А вот жизнь-то себе искалечил. Твоя статья гласит семь лет».

— Наняли бы хорошего защитника, — советовал другой голос. — В прошлом году вот так же ехала одна баба из Воздвиженки. Тоже сын, шофер, человека покалечил. Они денег не пожалели, защитника хорошего наняли. И он спас парня: условно дали.

— А как его спасешь, когда он сам следователю во всем признался? Виноват, мол, погубил человека по пьянке.

Варгин навострил уши: теперь его интересовало все, что было связано со словом «следователь».

Судя по разговору, рассказывала мать парня, которая везла ему передачу.

— А он-то, Митька мой, и невиноватый совсем, — говорила она. — На себя наклеп ведь навел. Только и виновен, что выпил. А ведь не спросят: отчего выпил? Ведь он, Иван-то, сам бутылку принес. И Митьку уговорил выпить.

Тихон Иванович слушал, стараясь не пропустить ни слова. Он знал эту историю. В Березовском совхозе тракторист вез с фермы бидоны с молоком и опрокинул в кювет и трактор, и прицеп. Сам ничего, отделался легким ушибом. А скотник, ехавший с ним, хотел соскочить с накренившегося трактора и попал под машину. Скотник кричал, звал на помощь, рассказывали бабы, но тракторист испугался, убежал, пытался скрыться, но был задержан и вот теперь, выходит, тоже у следователя.

— Последний раз была — он плачет. Говорит, если Серафим даст хорошую характеристику, то скосят срок. А как Серафим даст, когда до этого его раз пять предупреждали за пьянку и права отбирали, чтоб не ездил. Но сам директор и выхлопотал их обратно: силос возить на ферму кому-то надо. А Митька — он хороший работник.

Автобус тронулся, Варгин снова задремал, а когда посмотрел в окно, по обе стороны дороги уже громоздились дома по девяти этажей. Они стояли в сторонке от шоссе однообразной стеной и сверкали на солнце сотнями окон. Тихон Иванович думал: «Сколько окон! И в каждом окне — абажур. Одних абажуров, наверное, не одна тысяча. Да в каждую квартиру каждый божий день надо дать хотя бы бутылку молока или кефира. Сколько же надо надаивать, чтобы прокормить город? Море! А он — комплекс».

Но вместе с тем шевелилось чувство гордости за свою причастность к т ому, что и он кормит этот город.

Варгин опоздал, но опоздал самую малость, из-за автобуса. Автобус тащился медленно — была плохая дорога. Дорогу до областного центра чинили каждый год. Все лето до самой уборки возили гравий, сыпали по середке дороги сухой асфальт. Потом сравнивали его, мешали, укатывали, и шоссе было ровное и черное, как воронье крыло. Но проходило время — в уборку, пока возили зерно, самосвалы снова разбивали дорогу, причем так, что весной ее опять надо было ремонтирповать.

Так и ремонтировали каждое лето, а автобусы пылили в объезд, опаздывая из-за этого.

«Ничего, следователь небось тоже человек, поймет», — думал Тихон Иванович, торопливо шагая от остановки в центр города, где помещалась прокуратура. Навстречу шли люди, и было странно их видеть. Шли люди со своими заботами.

Тихону Ивановичу много раз приходилось бывать по соседству с этим мрачноватым домом — в обкоме и облисполкоме. Его приглашали на совещания, награждали. А вот за углом, где находилась прокуратура, он ни разу не был и теперь присматривался к дому.

Ни на лестнице, ни в коридоре — длинном, с рядами одинаковых стульев вдоль стен — ни души. Было гулко и очень одиноко. И от этого одиночества застучало сердце. Он думал, что надо сказать, войдя в кабинет. Ведь от первой фразы многое зависит: и настроение следователя, и само направление беседы. Конечно, он первым делом поздоровается, скажет: «Здравствуйте!» Следователь спросит: «Как вы доехали, ТИ?» — «Ничего! — бодро ответит Варгин. — Нам это привычно!» Тихон Иванович нашел, что такая фраза в начале разговора — хороша, и он стал без конца повторять себе: «Нам это привычно!», «Нам это привычно!»