Петр Замойский - Лапти

— Факт, — согласился Ефимка, — но добавлю, что и из бедноты кое-кто поселился там.

— Знаю, кто поселился и как. Теперь — кооператив. Тут вы будто одержали когда-то победу, выгнали мошенников, посадили хороших людей. Лобачев закрыл торговлю. Закрыл ли? Не торгует ли он тайком, как будто случайно? Торгует. И налоги не платит. И доход от его предприятий никто не учитывает. Хлеб, дорогие товарищи, тихонечко ссыпает.

— Да откуда ты все это узнал? — не утерпел Петька.

— Если уж речь зашла о Лобачеве, кстати еще одно. Слышали вы что-нибудь о его затее с Нефедом и Митенькой? Не слышали? Жаль. Они вам покажут, что делает кулак, когда комсомол за девками бегает.

При этих словах Петька с Ефимкой, будто сговорившись, переглянулись.

— Что затевают? — спросил Петька.

— На отруба хотят.

— Этот номер не пройдет.

— Если вы будете одними спектаклями заниматься — пройдет.

Исподлобья поглядев на ребят, Алексей замолчал. У Ефимки двигались скулы. Петька уперся взглядом на протертый носок сапога. Глубоко вздохнул и сквозь зубы произнес:

— Выходит, мы ничего не сделали?

— Сделанного не видно, — потирая локоть, проговорил Алексей. — Картина такая: население само по себе, вы сами по себе. Притом, товарищи, — понизил Алексей голос, — кулачье так про вас и говорит: «Комсомол у нас хороший, спокойный». Заметьте, «спокойный», то есть воды не мутит. Эта похвала вам — гроб осиновый.

— Нет, — с жаром возразил Петька, — ты судишь с налету. Вот ты пожил у нас три недели, поглядел, послушал — и все тут. А я бы посоветовал тебе пожить хотя с год у нас, и ты бы увидел, как туго приходится нам работать. Это не город, не рабочие. У тех все в куче, у них интересы одни, а у мужика семь пятниц на неделе, и думы его врозь. Мужик наш на все стороны вертится, каждого куста полыни боится. Почему? Потому что он сам себе «я — хозяин!» И хоть хозяйство его ни к черту не годится, грош цена, а держится за него. Мы работали и работаем, но больше того, что сделали, нельзя пока сделать.

— Это не оправданье, а отговорка. «Мы сделали, мы работали». Кто это вы?

Петька так и вспыхнул. Выпрямил спину, словно готовясь к прыжку, и резко перебил:

— А я тебя спрошу, — задыхаясь, начал: — Вот ты все время говоришь «у вас, у вас»! А у «вас»? Что ты такого сделал для своего села? Зачем приехал?

Ефимка, зная крутой нрав своего товарища, насторожился и всячески начал давать ему знаки, чтобы «полегче», но Петьку это еще больше распалило.

— Ты техникум окончил. Честь тебе. Гордиться можешь больше, чем мы, похвалой мужиков. А какая польза деревне от твоей учебы? Не-ет, ты бы, как сам деревенский, взял от города учебу да деревне ее и отдал. В городе и без тебя людей хватит, а у нас раз, два — и обчелся. Стало быть, с нас спрашивать нечего. Сначала дай нам, потом спрашивай. Тебе вот дали и спросят. За спектакли упрекаешь. Не было бы спектаклей и книг в библиотеке бы не было. Не ради удовольствия этими спектаклями занимаемся. На вырученные деньги книги покупаем, газеты выписываем. Если бы не спектакли, никакой работы нельзя было бы вести. А то вот еще: прошлой осенью учитель объявил, что на каждого ученика на весь год будет дано всего шесть тетрадок. Курам на смех. Уже не говорю про учебники, про карандаши и ручки с перьями. Что делать? Зажиточные своим детям купят, а беднота где возьмет?! Три спектакля, три выручки, — и на десять рублей тетрадей бедняцким семьям купили. А не купи — беднота осталась бы за бортом.

— Это верно. А земля? — перебил Алексей.

— Хо, земля! «Мужики землю по едокам делят!» Удивил! Ты что, не знаешь мужика? Ты думаешь, не говорили о земле, не драли глотки? Обо всем говорили — и о навозе, и о дележке, и чтобы скотину на пар не гоняли, осенью по озимым не пасли. Мало этого, об артели кричали…

От волнения лицо Петьки покраснело, голос стал хриплым. Он замолчал. Алексей, любуясь им, не сводил с него глаз н, когда тот перестал говорить, попросил:

— Продолжай, Сорокин, продолжай. Для начала хорошо взял. Ну, артель, об артели говорили, а что вышло?

— Дышло! — крикнул Петька. — Брата своего спроси, Кузю.

— А что? — заинтересовался Алексей.

— Глотка у него шире, чем у попа карман. «Ка-акой вам калехти-ив, два брата в семье не уживаются…»

Замечание о брате для Алексея было новостью. За время своего пребывания не раз говорил он с братом об артели, и тот каждый раз поддакивал, что в артели «знамо, куда лучше». Правда, как и Петька, он тоже жаловался на мужиков, на их «темноту и несознательность», и по всей видимости, как показалось Алексею, Кузьма совсем не прочь был одним из первых вступить в артель.

— Обожди-ка, — остановил Алексей, — ты говоришь, Кузьма против артели возражал?

— Не возражал, а глотку драл.

— Не может быть… Вероятно, вы или не поняли его, или о коллективе неправильно толковали.

— Толковали правильно, — вступился Ефимка. — Мы ведь и книги читали и в газетах статьи. И в укоме партии не раз бывали.

— И брат был против?

— Все дело сорвал. Некоторые мужики охотно склоняются, но как заорет Кузьма да постращает каким-то колхозом, где будто все по миру пошли, мужики бороды друг дружке за спины.

«Что за наважденье!» — думал Алексей.

— Ведь вчера я только говорил с ним, и он жаловался, что некому за это дело взяться.

— Ишь ты, — пробурчал Петька, — некому взяться! Петька подошел к Алексею и сказал спокойнее:

— Братец твой, ни дна ему ни покрышки, такой ярый собственник, каких еще мать не родила.

— С братом я поговорю.

— Советую. Потеха будет!

Ефимка подошел к инструменту, похожему на игрушечную мельницу, крутнул его:

— Что за штуковина?

— Измерительный прибор — ответил Алексей.

— Чертежи, экспозиция местности, измерить мощность воды, перевести эту мощность на лошадиные силы.

— Измерил?

— Почти.

— Какая сила Левина Дола?

— Кинетическая энергия в семьдесят пять лошадиных сил.

— Здорово! — удивился Ефимка, хотя ничего и не понял. — Как же дальше? Что может получиться?

Алексей усмехнулся:

— Какой ты любопытный.

— А как же? Живем, можно сказать, у реки и не знаем, что она такое, — заметил Ефимка. — Оказывается, Левин Дол семьдесят пять лошадей стоит.

— Чудак, — хлопнул его Алексей по плечу. — А знаешь ты, что такое семьдесят пять лошадиных сил?

— Нет.

— Так слушай. Построй тут плотину, установи турбину, динамомашину — и Левин Дол мог бы дать электричество на Леонидовку и на соседние деревни. Понял?

— Он давно понял, чем поп попадью донял, — сказал Петька. — Пошли домой!

Это замечание расхолодило Алексея. Кисло улыбаясь, собрал свои чертежи, которые вынул было показать Ефимке, уложил вертушку в футляр.

Пока он собирался, Ефимка тихо заметил Петьке: