Николай Вирта - Собрание сочинений в 4 томах. Том 1. Вечерний звон

Минут через десять он снял с Листрата повязку. Привыкнув к темноте, он долго жмурился. Предметы расплывались и двоились. То, что он увидел, лишило его дара речи. «Ну, влип! — со страхом подумал он. Не иначе, к «братьям» попал!»

Около пещер, природных или вырытых в крутых склонах лесистой лощины, возле костров на лужайке у ручья расположились десятка полтора людей, обросших бородами и одетых во что попало. У каждого был револьвер — у иных в полицейских кобурах со шнурами, у других револьверы были заткнуты за пояс.

Несколько на отшибе, у крайнего костра, прямо перед входом в пещеру читал книжку гололобый детина в очках, а рядом с ним удивительно моложавый парень возился с чайником. Голову этого молокососа, как мысленно назвал его Листрат, украшала кубанка с малиновым верхом, перекрещенным золотым галуном. Одет он был нарядно: легкие шаровары, засунутые в щегольские хромовые сапожки, желтая шелковая рубашка, стянутая на талии чеканным пояском.

Подойдя поближе, Листрат ахнул. В моложавом миловидном парне он признал Сашеньку Спирову.

Сашенька внимательно рассмотрела Листрата и не узнала его или не захотела узнать, а Листрат не спускал с нее глаз. «Черт-те что! Девка, а в штанах, волосья подстрижены, как у мальчонки, под скобку, на боку словно тебе игрушечный револьвер…»

— Кого ты привел, Черный? — спросила Сашенька, театрально приподняв черноватенькую бровь, и легонько толкнула в бок гололобого, который так увлекся книгой, что даже не заметил Волосова и Листрата.

Гололобый рассеянно взглянул на Листрата, пошевелил бескровными губами, вопросительно поглядел на Волосова.

— Кто он, Черный? — капризно спросила Сашенька, и заячья губка ее смешно дернулась.

Волосов накоротке передал рассказ Листрата, Гололобый снова осмотрел Листрата с ног до головы.

— Не врёт? — обратился он к Волосову.

— Знаю его. Вместе скрывали от царских сатрапов одного эсдека.

— Садись. — Сашенька улыбнулась Листрату. Улыбка обнажила острые, неправильной формы редкие зубы. — Ну, что же ты намерен делать? — спросила она.

— А ведь я вас знаю! — выпалил Листрат. — Чего это вы притворяетесь, будто не знаете меня? Бывал у вас с Татьяной Викентьевной. Да и вам в поповском дому самовар подавал. Ну, чего вы ломаете эту камедь? Вы мне скажите толком, где я и кто вы такие.

— Ты храбрый! — покровительственно заметила Сашенька. — Ты боевой, — прибавила она; охальные глаза Листрата, его огненно-рыжий чуб волновали ее. — Что касается того, будто я не узнала или сделала вид, что не узнала тебя, то… Есть, милый друг, такое слово конспирация , понятно?.. Говорить не то, что думаешь, и надо думать, что говоришь. — Она легонько посмеялась, ласково потрепала Листрата по могучему, мускулистому плечу. Ноздри ее трепетали. — Хорошо! Раз Черный ручается, я тебе все объясню. Мы — боевая организация тамбовского комитета партии социалистов-революционеров. Зовемся мы «лесными» или «степными братьями». Сейчас ты в Грибановском лесу. А вот этот товарищ, — она показала на гололобого детину, — наш почтенный руководитель товарищ Стукачев.

Листрат вздохнул. «Та-ак! Уж этих-то наверняка вздернут! И меня заодно с ними. Головушка моя горькая!..»

— Значит, ты бастовал? — спросил Стукачев.

— Бастовал! — с победоносным видом отозвался Листрат. — Да, бастовал. Ну и что?

— Молодец! Забастовка — могучее средство в борьбе с царизмом. — Он пожевал губы. — Между прочим, я был у вас в Двориках, или, вернее, невдалеке от Двориков. Познакомился с твоими односельчанами. Ты, конечно, знаешь Флегонта Сторожева?

Листрат промолчал.

— Умный и глубоко идейный человек, — продолжал Стукачев. — Он стоит на другом пути. Может быть, он наговорил тебе, будто бы мы против забастовок и действуем только оружием? Неправда. Мы тоже поддерживали борисоглебскую забастовку. Товарищ Полтавский — член нашей партии и в этом деле был заодно с эсдеком Ворониным.

Листрат совсем запутался. Флегонт и Воронин говорили о «братьях» одно, гололобый говорит другое, толково, всерьез. «Черт их разберет!» — с тоской подумал он.

— Наша партия, — снова начал Стукачев, — тоже за насильственное устранение царских сатрапов. Партия ведет массовую работу, а мы ее вооруженный отряд, отряд народных мстителей, понял? А это отрицает Флегонт и его партия.

Листрат молчал. Угнетенный дух его шатался туда и сюда. И там вроде правда, и тут вроде она же.

— Значит, забастовка прекратилась? — сочтя лекцию оконченной, спросил Стукачев.

— Третьего дня, — ответил за Листрата Волосов. — Добились прибавки: гривенник на брата. Девятнадцать человек из-за этого гривенника сидят в тюрьме.

— Глупости болтаешь, Черный! — оборвала его Сашенька. — Не слушай его, Листрат, он бешеный и ничего, кроме револьверов и поджогов, не признает. Рабочие победили — и очень хорошо.

«Тьфу ты! — мысленно злобился Листрат. — И у них: один в дуду, другой на балалайке!»

— Верно, Черный, ты уж помалкивай! — снисходительно проговорил Стукачев. — Из тебя будет такой же теоретик партии, как вон из той сосны. — Он снова обратился к Листрату. — Ты не знаешь, губернатор еще в Борисоглебске?

— Дён пять назад был там.

— Ага! — Стукачев переглянулся с Сашенькой. — Надо сказать Лаптеву, а? Может быть… — Он не докончил своей мысли, очевидно, стесняясь Листрата.

— Но ведь это дело тамбовского комитета! — возмутилась Сашенька. — И саровское дело было решено нашим комитетом, и борисоглебское. Я не понимаю, при чем тут Лаптев?

— Пусть санкционирует Лаптев, — безапелляционно отрезал Стукачев. — Раз он здесь, пусть приложит руку центра.

Сашенька передвинула плечами.

Листрат понял все.

— Вы уж не ухлопать ли собрались губернатора? — с озорной ухмылкой спросил он.

— А тебе его жалко? — подхватил Волосов.

— Рано или поздно этот сатрап умрет. И не в своей постели, — с пафосом сказала Сашенька.

Листрат помолчал, подумал и, хмурясь, сказал:

— Мне его не жалко. Только такой сволочи царям не занимать стать. Этого прикончите, другой сукин сын найдется.

— Ты распропагандирован социал-демократами, — резким тоном проговорила Сашенька. — Черный, твой приятель распропагандирован эсдеками. Я полагаю, что ты выбьешь из его головы хоть часть этой дури.

Листрат хотел было сказать ей кое-что насчет выбивания дури, но сдержался.

— Ты не ответил нам, — Стукачев мрачно посмотрел на Листрата. — Что ты намерен делать?

«Да! Что делать?» — Листрат был в темном лесу, в более темном, чем тот, который окружал его ночью. Страшный, черный лес и, куда ни ткнись, непролазная чащоба, звериные тропы, охотники с ружьями… Уйти? Куда? Продираться сквозь лес? А дальше? В чистом поле он будет на примете, как одинокий колос, оставшийся после жатвы.