Николай Вирта - Собрание сочинений в 4 томах. Том 1. Вечерний звон

Решили, что если Флегонт явится раньше, чем будет готова землянка, приспособить ему под жилье кладбищенскую сторожку: в ней никто, кроме Луки Лукича, не жил. Теперь не было и этого жильца: Лука Лукич получил извещение о слушании дела в сенате и уехал в Питер.

Как-то поздним вечером Листрат сидел на кладбище, поджидая Сергея, который должен был сообщить о переговорах с Чобой. Было по-весеннему тихо в полях вокруг, молчало село.

Сергей приплелся унылый: Чоба, занятый думами об Аленке, ничего не желает слушать.

— Черт бы его побрал! — со злостью сказал Сергей. — А если позвать на помощь Петра?

— Ну, нет! С Петром Иванычем я ни в одном деле не участник.

— Умный ты парень, Листрат, а того не понимаешь — Петру тоже не сладко живется.

— Петька одно дело знает: как бы понахапать себе землицы да все село на нее согнать, — отозвался Листрат.

— Ну и пусть хоть тысячу десятин захапает. Тебе жалко?

— Да, жалко!

— Может быть, обойдемся без Чобы?

— Без Чобы нельзя. Балда он, право! — в сердцах добавил Листрат. — Слушай, а что, ежели Чобу соблазнить кладом? Мы, мол, клад решили искать, тебя в артель принимаем, а? Попробуй!

— Ладно.

На краю села Сергей распрощался с Листратом.

Листрат разыскал Чобу и целый час уговаривал его начать поиски клада и Книги Печатной.

Чоба куда-то спешил, сказал, что подумает.

Листрат снова пошел к кладбищу.

…На колокольне пробило одиннадцать глухих ударов. Листрат, притаившийся за могильным холмом, услышал невдалеке осторожный шепот:

— Аленка, где ты?

Листрат рассмеялся.

— Тут, — сказал он басом.

— Кого это носит по кладбищу в такую пору? — раздался голос Сергея.

— Меня носит, — отозвался Листрат. — А тебя кто носит?

Сергей вылез из кустов.

— А!.. Ты! — сказал он недовольно. — Чего тебе тут надо?

— Того же, чего и тебе, — язвительно ответил Листрат.

— Ну и уходи!

— Сам уходи.

— А я на Аленку хочу поглядеть.

— Заведи свою кралю и гляди на нее.

— Стой, не шуми, еще один ползет…

— Эй, Аленка, ты где? — спросил кто-то во тьме.

— Тут! — опять басом проговорил Листрат.

Перед ними появился Чоба.

— Ты зачем сюда? Вот куда ты спешил.

— Телку ищу, телка от стада отбилась, — оробев, ответил Чоба.

— У него телки к покойникам в гости ходят. Ай да телки! Как телку-то зовут, я не расслышал? Аленкой, что ли? — допрашивал пастуха Листрат.

— Ну, Аленка, а вам-то что? — Чоба начинал сердиться.

— Ничего. Она и мне велела сюда прийти.

— Будя? — усомнился Чоба.

— Вот тебе и «будя»! Давай уж вместе ждать. Садись, пастух, садись, Сергей. Закурим, раз такое дело.

— А тебе, Сергей, она тоже свидание назначила? — спросил Чоба.

— «Я, — говорит, — всю жизнь страдала по тебе, Сереженька».

— Вот так да!.. — Чоба помрачнел.

— Женихи, вы тут? — раздался женский голос.

— Тут, тут, выходи! — откликнулся Чоба.

Затрещали ветви сиреневых кустов, и к могильному холму, на котором сидели «женихи», подошла Аленка.

— А где же еще один?

— И я тут! — Из кустов вышел лавочников Николай.

Все рассмеялись.

— Ты чего это над нами шутки шутишь? — строго спросил Листрат Аленку.

— Я? Над вами? Да ни в жизнь! Это вы меня уговаривали: приходи на погост да приходи. Я и пришла. Ну, чего вам надо? Ты чего молчишь, Илюха? Вам чего от меня надобно, господин лавочников сын? Вот вас папенька вздрючит, ежели узнает, зачем вы на погост шляетесь.

— Ну, ну! Что ты взъелась? — уныло проговорил Николай; ему не везло ни среди городских, ни среди деревенских девушек. — Ничего мне от тебя не надо, просто жалею тебя, сироту.

— Больно ты жалостлив на бабье мясо, — зло вставил Листрат.

— И не ходи за мной, и не пяль на меня глаза, слышишь, лавочник, — сурово сказала Аленка. — Не нужна мне твоя жалость.

— А напрасно ты его, Аленка, гонишь, — насмешливо проговорил Листрат. — Будешь ты у него ходить в шелках-бархатах, сундук тебе добром набьет, калоши купит, каждым куском попрекать будет: ешь, мол, да чувствуй мое снисхождение к дуре деревенской, гляди на меня, как на икону, я тебе благодетель, я тебя, сироту, взял из навоза в каменный дом.

— Замолчи, Листрат! — крикнул Николай. — Ну, что ты ко мне привязался?

— Ты помолчи, студент, я про тебя все знаю — за каждой юбкой бегаешь! Нет, Аленка, нам бог велел вместе жить. Ты — стряпуха, а я — батрак. Добра у нас много — в одном узелке уместится. Зато руки-ноги да голова на плечах. Уйдем мы с тобой осенью в Царицын, на завод поступим — вольней нас людей не будет.

— Ой, дурачок! — рассмеялась Аленка. — Ну и уморушка!.. Ну, а ты чего молчишь, пастух? Чем меня задобрить хочешь?

— Не знаю.

— А ты скажи чего-нибудь.

— Не умею.

— Ну, все-таки!

— Вот миру поклонюсь, может, избенку построят, — тоскливо сказал Чоба.

— Да, как же, жди, построят они тебе! — с усмешкой вставил Листрат.

— Ты на дуде хорошо играешь, — Аленка села на могильный холм. — Полоскала хозяйское белье, а ты сидишь на кургане и дудишь. Я целый час слушала. Вот уж смеялась.

— Чего же смеяться-то? — обиделся Чоба. — Ай уж так плохо я играю?

— А я сама не знаю, с чего. Я тебя вижу, а ты меня нет — мне и смешно! — Аленка вздохнула.

— Ну, что ж ты мне, Аленка, скажешь? — вступил в разговор Листрат.

— Погоди, не к спеху.

— Пойдемте в чайную! — предложил Николай. — Чего тут сидеть. Пойдем, Сергей! Чоба, пойдем!

— Не-ет, — отозвался Чоба.

Аленка задержала Чобу и шепнула:

— Приходи через часок к нам на зады, ладно?

— Ладно!

Дойдя до волостного правления, все разошлись.

Листрат пошел домой, Николай и Сергей — в чайную. Аленка побежала домой, а Чоба медленно побрел к задам.

Миновав огороды, Чоба вышел в поле, к усадьбе сельского старосты, присел на полусгнивший пень и стал ждать.

В селе лаяли собаки, и это был единственный звук, нарушавший ночную тишину. Девки и парни, гулявшие до утра, разбрелись кто куда.

Тихо. Звезды закрыты облаками, завтра жди дождя.

Перед Чобой расстилалось ровное поле — улусовская арендованная земля, — она подходила к самому селу.

От огородов землю отделял неглубокий ров, а между рвом и огородными плетнями шла проселочная дорога, заросшая травой и лопухами. Чоба различал насыпь рва, а дальше все сливалось в одно — и небо и земля. Где-то впереди курган, а под ним — Лебяжье озеро. В лунные ночи отсюда был виден курган и посеребренная светом луны рябь озерной воды. Тогда и поле не казалось таким угрюмым, оно было видно до села Чичерино.

Чоба любил поле, освещенное солнцем. С вершины кургана открывался вид на соседние деревни и села и на дороги, уходившие бог весть куда — к другим селам и городам. И так тянули его к себе дороги! Посмотреть бы иные места, иных людей. Взять бы посошок да и пойти…