Николай Вирта - Собрание сочинений в 4 томах. Том 3. Закономерность

— Это что ж, так ты гостей принимаешь? — обиделся Лев, обращаясь к Антону Антоновичу.

— Чудной ты гость! Плетешь, а чего — только ты знаешь.

— Он думал, тут дураки живут! — заметили с кровати.

— Прощайте! — Парень подал Льву фуражку.

— За галоши деньги плати! — напомнил Лев.

Антон Антонович вынул полтинник и швырнул Льву. Тот вышел.

— Слышь, мастер, а как же насчет резинового хода? — крикнул Антон Антонович вслед ему.

— Поди ты знаешь куда! — огрызнулся Лев.

— Птица! — презрительно бросил Новичок.

— Попадется когда-нибудь батька за свой язык! Факт! — сказали с кровати.

— Учи меня! — смущенно буркнул Антон Антонович.

Никола Опанас сначала вел счет деньгам, занимаемым у Льва. Потом бумажку с записью долга потерял и лишь изредка с тоской вспоминал, что долговая сумма растет.

Он сам не знал, куда исчезают деньги. Жалованья не хватало на еду и конфеты, а в последнее время он полюбил картежную игру и выпивку.

Почти каждый вечер он шел к заведующему аптекой, там собирались знакомые хозяина дома.

Начиналась игра, прислуга шла в лавочку за водкой и закуской…

Никола проигрывал. И чем больше проигрывал, тем сильней росло желание выиграть, тем азартней он играл.

К аптекарю заходил Фролов — этому всегда везло. Опанас проигрывал ему большие деньги, платить было нечем.

А Фролов и не требовал немедленной расплаты. Он просил лишь «черкнуть для памяти записочку».

Опанас делал это с великой охотой, надеясь, что Фролов в пьяном виде потеряет «записочки», а там ищи-свищи. Они даже подружились, вместе уходили от аптекаря к женщинам, вместе возвращались под утро домой, часто бывали друг у друга.

Иногда Опанас начинал понимать, куда ведет скользкая дорожка, гнал от себя Фролова; тот утешал приятеля, кричал о том, что «идеалы восторжествуют», что «свободному человеку в этом мире есть только один исход — туман алкоголя», а «совесть надо привязать на веревочку».

Опанас пил, играл, и брал, и брал без конца деньги взаймы, брал у кого попало, выпрашивал рубли, трешницы, клялся отдать, подписывал какие-то бумажки…

Однажды он зашел к Льву.

— Лева, прости, но, знаешь, честное слово, совершенно необходимо…

— Сколько?

— Пятьдесят рублей… Карточный долг, Лева, сам понимаешь…

— Не дам денег, пока не отдашь долг.

— Лева!

— Ты мне должен полторы тысячи рублей…

Опанас отшатнулся от Льва и стоял, тупо раскрыв рот.

Лев вынул из стола пачку бумаг — это были «записочки», выданные Опанасом Фролову.

— Мой друг Толя передал твои долговые обязательства мне. Я оплатил их наличными. Он потерял надежду получить с тебя деньги и доверил это сделать мне.

— Сволочь!

— Кто?

— Анатолий.

— Скажи пожалуйста, скотина! Ему деньги давали взаймы, а он еще ругается.

— Сколько, ты говоришь, за мной?

— Полторы тысячи с чем-то.

— Что же мне делать?

— Платить. Умел брать, умей и отдавать.

Опанас тяжело опустился на стул.

— Вообще, про тебя странные слухи ходят, Никола. С бабами путаешься…

— Враки.

— Какое враки! Бухгалтер Ерофеев — пьяница и болтун. Он в одном месте тебя наизнанку вывернул.

Бледный нос Опанаса покраснел.

— Слушай, Никола, деньги я подожду. Только говорю по-дружески: уходи ты из городской аптеки, пока тебя оттуда не вытурили. А это будет очень скоро.

Опанас молчал.

— Такое дело пришьют — живого места от тебя не останется. Меняй службу. Хочешь, помогу?

— Помоги.

— Иди в аптеку химзавода. Там аптекаря посадили, он шпионом, говорят, оказался. Иди на его место.

— Тоже шпионом быть? — смело сказал Опанас.

Лев скривил рот в усмешку.

— Какой из тебя шпион? Помнишь, что о тебе Одноглазый говорил? Ты ни холоден, ни горяч. О, если бы ты был холоден или горяч! То-то и оно. Просто будешь рассказывать мне кое-что о том, над чем работают химики завода.

— Так-так…

— Отличное место. Каждые полгода буду рвать твои записочки на пятьсот рублей. Полтора года, и ты чист.

— Значит, нанимаешь меня за полторы тысячи? Не дешево ли?

— Для тебя — самая высокая ставка. Да брось ты говорить глупости, Никола, черт знает что болтаешь. Выдумал тоже — шпион. Что я, вербовщик? Пошел ты к дьяволу!

— Между прочим, Лев, я понимаю сам, что из городской аптеки мне надо уходить. Присматриваться ко мне начали. Что ни день, то придирки, выговоры… Да ведь и есть за что…

— Пьешь?

Опанас мотнул головой.

— Ладно, пойду в аптеку химзавода. А устроишь это ты, так, Лев? — Опанас помолчал, поглядел искоса на Льва и сказал: — Послушай, Лев, а если я пойду сейчас кое-куда и все о тебе расскажу?

— И это я предвидел. Уж по одному тому заключаю, что ты не пойдешь. Ты бы не сказал мне об этом, а просто пошел. Кроме того — «записочки» твои не у меня. Они в надежных руках. Случись что-нибудь со мной — «записочки» будут предъявлены тебе. Впрочем, «записочки» — ерунда. Я тебя утоплю, Опанас. Сам. За «Круг», за Одноглазого… И твоих всех щенят утоплю. Всех до одного. Видишь, я — начистоту. Помнишь, я говорил о «веревочке». Веревочкой, мол, всех связать. Вот она, «веревочка»… Поди, разруби ее. А, да ну тебя… — Лев нехорошо выругался. — Тоже идейный! Послушай, все это ересь. Я тебе скажу прямо: нужен ты, мне на заводе, как прошлогодний снег. А все-таки… мало ли что…

— Я тебе верю. — Опанас подошел к Льву и подал ему руку. — Что тут скрывать, Лев, я… у тебя… во мне одна мысль — свалить их к черту!

— Вот и правильно, вот и сказал! Никола, милый, да ты герой. Я думал — раскис парень, в водке на клочья расползся. За одно это слово вот что делаю! — Лев вынул из кармана какие-то бумажки и порвал их на мелкие клочки.

Опанас повеселел.

— Но неужели, неужели есть еще надежда? На что? На кого? Неужто может быть по-твоему? Скажи, что делать, куда идти?..

— И вот эти рву. — Лев вынул еще какие-то бумажки, порвал их. — Знай наших, как сказал бы мой дед. Что делать? Научу. Никола, милый, научу, дай время. А сейчас… сейчас нанимайся в аптеку. И жди. Все будет в свое время. Понимаешь, в свое время. Приду и скажу. На деньги. Да бери, бери, дубина. Потом отдашь!

Опанас, часто шмыгая носом, тряс руку Льва, что-то порывался сказать.

— Ну, иди. Вот и опять мы друзья, вот снова поладили.

Уже около двери Лев сдавленным голосом сказал:

— Тонуть один, Никола, я не собираюсь. Всех с собой на самое дно. Понятно?

Опанас снова тряс руку Льва и лепетал что-то невнятное. Когда он исчез за дверью, Лев прошел на кухню и тщательно вымыл руки.

Ко дню официального пуска депо рабочие решили отремонтировать состав пассажирских вагонов.

Вагоны были уже готовы и окрашены. Оставалось вывести их из депо к территории будущего вагонного завода: там на следующий день вечером должен был состояться митинг.