Николай Вирта - Собрание сочинений в 4 томах. Том 4. Рассказы и повести

— Не найдется ли у вас лишней сигары, господин генерал-полковник? У меня все вышли. — Из нагрудного кармана кителя торчала сигара, положенная туда перед тем, как пойти к командующему. Шмидт забыл о ней.

— Адам, передайте генералу сигару. Они в верхнем ящике стола.

Адам вытащил две сигары и, передавая их Шмидту, заметил вполголоса:

— Одну из них вы можете присоединить к той, которая у вас в кармане, господин генерал-лейтенант.

Пришла очередь Шмидту покраснеть до корней волос.

Хайн, подумав про себя: «Получил, сукин сын?» — принялся убирать со стола.

Сигара была настоящая, крепкая и ароматная. Она успокоила Шмидта. Он курил в полном молчании. Командующий дремал.

Когда Хайн ушел, Шмидт сказал:

— Я сегодня сидел в одиночестве и размышлял… Вы баловень судьбы, господин генерал-полковник. Черт побери, на вашу высокую долю выпала разработка плана грандиозного похода от границ рейха до великой русской реки. И вам же выпало счастье осуществить этот поход.

Генерал-полковник заворочался на койке. Перед ним возник летний, залитый солнцем день в Берлине, громадный кабинет, который он занимал в военном министерстве, паркет, покрытый шведским лаком и ослепительно блестевший — широким полотном лежал на нем солнечный луч.

Утром его, обер-квартирмейстера (или начальника оперативного управления, что одно и то же), вызвал начальник генерального штаба сухопутных войск генерал Гальдер и приказал проанализировать план вторжения в Россию, названный «Барбаросса». Гальдер сказал, что этот план кое в чем не удовлетворяет фюрера. Речь шла о том, чтобы молниеносным ударом ста — ста двадцати дивизий захватить Москву, Ленинград, Украину и, двигаясь сплошным фронтом, выйти на линию Астрахань —. Архангельск.

Генерал-полковник, разумеется, знал, что разговоры о «Барбароссе» велись в генеральном штабе еще с весны сорокового года. Он слышал о плане блиц-разгрома вооруженных сил России и ликвидации ее как государства. Фюрер отдавал советский Север Финляндии, устанавливал протектораты в Прибалтике, на Украине и в Белоруссии, решил загнать русских за Урал, а на путях войны расстреливать большевистских комиссаров и коммунистическую интеллигенцию, уничтожить как можно больше славян. Да, все это было ему известно, но он никогда не думал, что это так серьезно.

Чтобы удостовериться в том, он спросил, как бы между прочим, Гальдера:

— Разве пакт о ненападении утратил свою силу?

— Нет, он еще действует, но фюрер заявил, что соглашения следует соблюдать лишь до тех пор, пока они служат определенной цели. Дело в том, коллега, что фюрер освобождает наш разум от грязных самоотравлений химерами, именуемыми совестью и нравственностью. Это во-первых, коллега. Во-вторых, если политик, я говорю о фюрере, не находит больше возможности устранить опасные противоречия с Россией дипломатическими средствами, тогда у него нельзя отнять право решить задачу защиты собственной страны против враждебного вторжения с помощью нападения.

— Позвольте, разве Россия намерена напасть на нас?

— Да, мы знаем это из достоверных источников.

— Можно познакомиться с ними?

Молчание.

— Но буквально на днях, коллега, вы сами говорили о невероятности развязывания инициативы со стороны русских и что не стоит предпринимать слишком поспешные меры. Более того, вы заявили, что это совершенно невероятно. Я говорю о нападении России на рейх.

— Фюрер считается только со своим мнением, коллега.

Разве фюрер забыл слова генерала Секта, предупреждавшего, что если Германия начнет войну против России, то она будет вести безнадежную войну? Разве фюрер не знает мнения Секта, что Россия не может погибнуть?

Гальдер усмехнулся.

— Ну, вы известный приверженец идей Ганса Секта. Вы, но не фюрер.

— Тем не менее я бы взял смелость напомнить ему о предупреждении Секта, пока не поздно.

— Увы, поздно. Итак, займитесь планом.

И генерал-полковник занялся им. Уже в октябре сорокового года он доложил об основном замысле операции, решение которой возлагалось на группы армий «Север», «Центр» и «Юг». Он участвовал в бесконечных совещаниях у Гитлера и в генеральном штабе. Он проводил военные игры и оставался доволен ими. И все же его не покидала мысль предупредить фюрера и снять с себя хоть часть ответственности за то, что произойдет, повернись дело худо. Но подходящего случая не находил. Впрочем, поглощенный разработкой стратегии и тактики «плана Барбаросса», окруженный людьми, свято верящими в успех будущей кампании; он отмахивался от гложущей его мысли… Да и напористость шефа не оставляла времени для раздумий.

Генерал Гальдер, между прочим, страдал общечеловеческой слабостью: он вел дневник, нимало не помышляя, что в свое время его записи могут стать достоянием гласности. Тщетно искать в них описание пейзажей, характеров, проникновения в человеческую душу, каких-либо лирических или философских отступлений, чем полны дневники простых и не совсем простых людей. Гальдер был генералом. Немецким генералом, добавим. Пунктуальным. Педантичным. Предельно лаконичным. Кроме того, дневник был служебный и доступный самым высшим чинам генерального штаба сухопутных войск рейха.

Генерал-полковник, один из руководящих работников штаба, просматривал дневник шефа; он заключал в себе порой директиву, порой записи того, что сделано и что надлежит сделать. Так сказать, памятные наброски не слишком распространительного характера. Например, тридцатого июня 1940 года Гальдер отметил, что, по его мнению, для устройства мира на земле решительно никаких реальных предпосылок нет. Затем шла зловещая фраза: «Взоры всех устремлены на Восток». Но Восток, то есть Россия, находился не на какой-нибудь другой планете и не вне общеполитического положения. В общеполитическом положении фюрера очень беспокоила Англия. Третьего июля шеф штаба преподает своим подчиненным урок, утверждая, что «в настоящее время на первом плане английская проблема, которая будет рассматриваться отдельно, и восточная проблема. К последней следует подходить с главной точки зрения: как нанести России военный удар, чтобы заставить ее признать господствующую роль Германии в Европе».

Несколькими днями раньше, задумавшись над тем, как повернее нанести этот удар, шеф генштаба, заранее облизываясь, записал, что наибольшие возможности сулит наступление на Москву, после чего — обход с севера русской группировки, находящейся на Украине и на Черноморском побережье. Неделю спустя шеф генштаба поделился сладкими мечтами с фюрером в его Бергофской резиденции. Фюреру спать не давала проклятая Англия! Он поучал Гальдера и всех, кто в тот день был у него: «Если Россия будет разбита, у Англии исчезнет последняя надежда. Вывод — Россия должна быть ликвидирована. Начало операции — весна сорок первого года. Срок — пять месяцев. Цель — уничтожение жизненной силы России».