Михаил Соколов - Искры

— Так, погулять вышла… цветов хотела нарвать на речке, — ответила Ольга.

Леон понял: цветы они рвали на речке, когда гуляли вместе. Он исподлобья взглянул на Ольгу и ничего не сказал. Видел он, как маковым цветом горело у нее лицо, как ревниво сверкали голубые глаза, прежде такие спокойные. «Да, дела… Сердитая — страсть!» — подумал он и нерешительно пригласил:

— Пойдем, гостьей будешь у нас.

— Ну, раз зовут на новоселье, не откажусь, — с усмешкой сказала Ольга.

— До новоселья, дочка, далеко, — заметил Иван Гордеич. — Мы пока тот флигель приведем в божеский вид, полжизни тут в глинище положим. А все через Дементьевну. Хороший, говорит, будет флигелек, рази его гром…

Леон познакомил Ольгу с Аленой и сказал при этом: «Моя самая близкая знакомая, шахтерка, Ольга знаменитая». К чему он назвал ее знаменитой, Ольга не понимала, а слова «моя самая близкая» показались ей неуместными и даже обидными. Но она старалась казаться веселой, спросила у Дементьевны о флигеле и рассказала, что говорит о нем Иван Гордеич. А сама между тем с любопытством разглядывала Алену.

— Много понимает Иван Гордеич в наших женских делах, — говорила Дементьевна, шлепая босыми ногами по кругу глины, разложенной на земле. — Мы вот как приберем все в нем, во флигеле-то, Иван Гордеич еще пожалкует, что сдал его. Правда, Аленушка?

— Правда, Дементьевна. Мужчины — они всегда тяжелые, когда надо что по дому сделать, — ответила Алена.

Вскоре Ольга ушла. Не на речку, как думала, а к Ткаченко. Шла и подбадривала себя: «А что я на самом деле раскисла? Что я, пришита к Леону?..»

В первый же день, как Леон после свадьбы появился на заводе, во время обеда он пришел к Ольге в цех, отозвал ее в сторону и сказал:

— Вот что, Оля… Какие бы там мысли у тебя ни были, помни одно: на нас с тобой смотрят как на порядочных людей, и мы должны попрежнему идти с тобой вместе. Во всем и всегда. Поняла?

Ольга стояла перед ним, опустив голову. Она готова была сказать: «Ведь я люблю тебя, Лева, не могу жить без тебя». Но вдруг она Подняла голову и ответила бодро и даже насмешливо:

— Что ж, поживем — увидим, как говорится. Это все, что ты хотел сказать мне?

— Пока все.

— И на том спасибо…

Она круто повернулась и пошла к камнедробилке, гордо подняв голову, а Леон нахмурил брови и крупно зашагал по шпалам узкоколейки. «Зря я приходил. Бабы они были, девки, бабами и останутся, как говорит батя. Ни рожна они не понимают, что в душе делается у нашего брата», — думал он, негодуя на Ольгу.

Вечером, придя с работы домой, Леон не стал обедать, не позвал Ивана Гордеича на помощь, а сам поехал за глиной. Потом тяпкой сдирал со стен флигеля старую обмазку, так что пыль шла по улице, носил ведрами воду из колодца, мешал лопатой глину, которую месили Дементьевна и соседка, нанятая Аленой, и все думал об Ольге. «Ну женился, так что из того? Разрешение надо было у нее брать?» — сердито разговаривал он сам с собой и еще злее бил тяпкой в глиняную обмазку, пыля, отплевываясь и рукавом растирая грязь на лице.

Дементьевна наблюдала за ним и не могла им нахвалиться Алене.

— Золотые руки, истинный господь. И собой красивый да статный, и на гармошке никто лучше его тут не играет, и на людях его уважают… Счастливая ты, моя детка! Да вы оба, истинный господь, как на подбор, одно загляденье, — говорила она, топча глину босыми ногами.

Алена сама не работала и лишь подкладывала под ноги Дементьевны навоз да поливала месиво холодной водой, и Дементьевна заключила: «Видать, по домашности ничего не делала, за маменькиной спиной сидела». Вечером она заметила Ивану Гордеичу:

— А она не из простых, Алена. Хоть бы тебе сказала: «А давайте я вам подсоблю, Дементьевна». Я, конечное дело, не разрешила бы ей, истинный господь, а все ж таки мне приятно было бы услыхать такие слова… И мне так жалко стало Олю, так жалко! Любит же она Леву.

— Ну, не на обеих же ему жениться, — возразил Иван Гордеич. — А насчет того, из простых людей Алена или нет, это дело второстепенное. Любила бы она его, а рабочая жизнь научит ее всему.

Вскоре прибыли вещи из Кундрючевки. Алена расставила, что можно было, в единственной комнате уже отремонтированного флигеля, а остальное пристроила к Горбовым.

Леон лег на кровать и утонул в перине.

— Вот это я понимаю! Теперь буду спать по-барски.

Алена смотрела на него — веселого, озорного, и сама радовалась. Она обняла его и тихо сказала:

— Мне все кажется, что это сон какой-то, вот-вот он кончится, и опять батя с арапником в руке заслонит тебя от меня.

Леон крепко обнял ее и поцеловал.

— Все это в прошлом, Аленушка. Кончились наши мучения.

— Кончились… Спасибо Яшке скажи, без него батя никогда не согласился бы на нашу свадьбу.

— Да, Яшка честно выполнил все, что обещал, и даже приданое тебе справил. Зря только вы с ним запросили столько, — быков, овец, хлеб. На что это нам с тобой?

— Нам корову да кабана сюда бы доставить, а остальное батя, отец твой, в дело пустит. Хату бы еще вот только поставить свою, хорошую.

— О, у моего бати теперь дело большое и планы большие. А хату… Твоих денег на нее не хватит, а я получаю только рубль в день. Пока и в землянке поживем.

Алене было хоть в балагане жить, лишь бы вместе с Леоном. Она взяла его руку, погладила ее и приложила к своей щеке.

— Левка, долгожданный мой! Сколько ты сил стоишь мне!

Леон поднялся и сел рядом с ней. Да, нелегко он достался Алене. Но все это осталось в прошлом. Что ждет их? В новую жизнь, вступают они. Вот Алена мечтает, и в глазах ее умиление, и, конечно же, она думает, что плохое осталось позади, а впереди все светится розовым светом. Но привыкнет ли она к рабочей жизни? И что она скажет, когда узнает о второй его жизни? Поймет ли она его? Он не говорил ей об этом новом деле. Каждый вечер, придя с работы и пообедав, он садился за книгу и просиживал над ней до полуночи. Как-то Алена спросила, о чем он читает, и Леон ответил:

— Читаю о наших рабочих делах, тебе это не интересно.

А на следующий день он принес ей из городской библиотеки рассказы Горького. Когда Алена прочитала их, он принес томик стихотворений Пушкина, потом Некрасова, читал ей вслух «У парадного подъезда» и все, что, по его мнению, могло заинтересовать ее.

И потекла их жизнь мирно и тихо. Лишь иногда Алену огорчало то, что Леон слишком долго задерживается на заводе. Но однажды, когда он сел читать, Алена подошла к нему, посмотрела в раскрытую книгу и прочитала подчеркнутые строки: «Создание прочной революционной организации среди фабрично-заводских, городских рабочих является поэтому первой и насущной задачей социал-демократии»…

Леон почувствовал, что Алена стоит за его спиной, обернулся к ней и привлек к себе.