Михаил Соколов - Искры

— Кто это там стоит?

Леон был занят своими мыслями. Скудный урожай мог только на короткое время скрасить существование семьи. Леон понимал: нет выхода, надо идти в батраки. Но лето на исходе.

А впереди зима — тяжелая, голодная.

— Лева, я спрашиваю, кто там стоит в поле? — не дождавшись ответа, повторила вопрос Оксана.

Леон посмотрел вдаль, ответил:

— Дудак, дрофа, птица такая. Старый дежурит, а молодые, должно, пасутся.

— А почему они не улетают? Ведь все рыжие зверьки попрятались от орла.

— Они орлов не боятся. В кровь дерутся, а не уступают, характерная птица! А у тебя как, характер твердый? — неожиданно спросил Леон.

— Как у дрофы, — ответила Оксана с усмешкой. — Во всяком случае, орлу не уступлю.

— А Яшке?

— Гм… Яшке. — «Какие они все прямолинейные. Впрочем, и Яшке не уступлю», — подумала она и строго сказала: — Не беспокойся, и, на Яшку и на других у меня хватит характера.

Леон помолчал немного и виновато обратился к сестре:

— Ты не сердись, Аксюта, что я вмешиваюсь… Мне так хочется, чтобы ты кончила учение и хоть одна из нас вышла в люди, что я палкой гнал бы от тебя всех ребят, или кавалеров по-вашему.

Оксана рассмеялась.

— У-у, какой ты ревнивый, брат!

— Я не только о тебе думаю. Отец и мать, сама видишь, скоро упадут от такой житухи, и нам с тобой надо о них беспокоиться. Им много не надо, за кусок хлеба на старости и то спасибо скажут.

Оксану тронули эти слова, и она заговорила серьезно и с чувством:

— Ты прав, Лева. Ради этого одного стоит учиться. И ты учись, брат. Твоих трех классов в жизни мало, а ты способный. Я в этом убедилась. Читай больше, все читай, я еще пришлю книг… Ах, как мне больно, что сейчас я не могу позаботиться о всех вас, о тебе, помочь вам вырваться из нужды. Ну, да я поговорю об этом с Илюшей. Он любит тебя и намерен вытащить из хутора — он говорил мне.

— О нас хлопочет отец Аким, — не то шутливо, не то со злостью сказал Леон. — Он каждое воскресенье читает проповеди и толкует, какая дорожка прямей ведет нашего брата в рай.

— А ты не падаешь духом, еще шутишь, — улыбнулась Оксана и, попросив остановить лошадь, пошла рвать цветы, что-то напевая вполголоса.

Леон покачал головой, подумал: «Только была темнее тучи, и уже как рукой сняло. Не в нашу породу это у нее». Желая сделать сестре приятное, он достал из-под полости косу; немного отойдя от дороги, накосил ковыля вместе с цветами и снес на дроги. Подтянув супонь на хомуте, он хотел было кликнуть Оксану и ехать, как возле байбачьего курганчика заметил человека. Человек что-то делал: то припадал к земле, скрываясь за ковылем, то вновь приподнимался, и от него, убегая, над степью стлался синеватый дымок.

Оксана махала ему рукой, что-то кричала. Леон догадался, что это был дед Муха. И точно: старый охотник выкуривал из норы лисицу.

Леон и Оксана тихо подошли к нему.

— Кумушку загнал! — зашептал на ухо Леону дед Муха. — Да, кажись, задом повернулась, не вылазит, едять ее… Придется тащить.

Оксана смотрела на его коричневую лысину, на узкую ветхую рубаху, на короткие прохудившиеся штаны, сквозь которые выглядывали чашечки колен. «Господи, господи!.. Какая это жизнь?» — с тоской подумала она.

Оставив жестяную баночку с горящей серой, дед Муха, зажмурясь, подул в нору, потом запустил по плечо тонкую руку в логово лисицы. Вдруг он молниеносно выхватил руку из норы, отпрянул было в сторону, но тотчас же взял приготовленную сетку и насторожился.

— Лезет… Укусила, — с замиранием сердца шепнул он, наблюдая за норой и давая знак, чтобы Леон и Оксана отошли подальше. И действительно, через короткое время из норы высунулась агатово-черная морда лисицы. Всегда острый, настороженный взгляд желтовато-коричневых глаз ее на этот раз поблек, пасть раскрылась, жадно захватывая воздух, и в ней поблескивали мелкие белые зубы.

Дед Муха схватил хищницу за гриву и вытащил наружу. Лиса не сопротивлялась, но он все-таки опутал ее сеткой и связал ноги, и тогда лишь заговорил громко, обращаясь к своей жертве:

— Вот и умно сделала, что вылезла, а то задохнулась бы.

Оксане стало жалко зверя. Щупая шубу и трогая лисьи ушки, она сердобольно проговорила:

— Ну, как вам не жалко так мучить ее, дедушка? Это ведь живое существо.

Дед Муха, закончив дела, подолом рубахи вахтер лицо и за-, говорил:

— Это — вредная тварь: всякую шкоду делает. Ее надо уничтожать. А вот энтих — слышь? — он показал в сияющую высь, где разливали нескончаемые трели жаворонки, — энтих нельзя. Они человеку поют и спокой приносят. Я вот часто сижу тут, байбака караулю и слушаю, — господи, святая твоя воля! И как же оно все на земле придумано славно. Тут птички тебе разные звенят, тут цветочки кругом, тут, глядишь, букашки лезут-лезут через травинки, вылезут на солнышко и греются. И все это для человека живет, чтоб ему скучно не было! Вот их блюсти надо. А какие шкоду делают, — с этих шкуру долой… Ну, прощевайте, соколики! На воротник бабке есть, а то, говорит, холодно зимой в церкву ходить. Теперь еще себе на шапку надо подкараулить, — закончил он и, водворив лисицу в мешок, пошел по степи.

Оксана растроганно посмотрела на его щупленькую фигуру, тихо сказала:

— Тяжелая жизнь у старика.

— Обыкновенная, мужицкая, — отозвался Леон, направляясь к подводе.

— Да, жизнь… — задумчиво проговорила Оксана.

Когда они сели на дроги, Оксана решительно предложила брату:

— Бросай, Лева, жизнь эту, хуторскую, и переезжай в город.

— Бросай… — невесело усмехнулся Леон. — А что я там стану делать?

— Мама поможет тебе устроиться на первое время. Я позанимаюсь с тобой как следует. Хорошо возьмешься за учение, может быть, со временем заживем чудесно.

Леон глубоко вздохнул и ничего не ответил. Знает он это «время». Ждал его уже, надеясь, что оно вот-вот наступит и принесет перемены в жизни, да только не идет оно и по сей день.

Они въехали в лес. Солнце скрылось за деревьями, повеяло прохладой, и легче стало дышать. Оксана тронула брата за плечо и оглянулась. По дороге за ними скакал всадник. «Яшка», — подумала она и встрепенулась. Это был действительно он.

Яшка, поровнявшись с ними, осадил лошадь, снял картуз и провел рукой по черным вьющимся волосам. Устало и недовольно он сказал:

— Здравствуйте, Оксана! Ну, я вас не виню, а почему ты ничего не сказал? — обиженно посмотрел он на Леона. — Эх, Левка, нехорошо ты, не по-дружески делаешь!

— Да чего ты на меня-то напал? Оксана уезжает, а я виноват, видали такого? — шутливо отозвался Леон. — Отпусти подпругу.

Яшка молодцевато спрыгнул на землю, стал отпускать подпругу, а Леон, отъехав немного, вполголоса сказал сестре:

— Не разрешай ты ему, бога ради, приезжать к себе. Помни: Яшка ничего зря не делает. С ним свяжешься — не развяжешься.