Михаил Соколов - Искры

Тогда вперед выступил Степан и спокойно, но настойчиво потребовал:

— Вот что, атаман: собирай сход немедля, не то мы сами соберем. А если ты пошевелишь напротив нас хоть одним пальцем, арестуем — и вся недолга.

— Меня? Атамана? Да я шкуру…

— Шкура нам не нужна твоя. Посылай дневальных по дворам, — прервал его Степан.

Калина встал. «И арестуют, головорезы, они — фронтовики», — подумал он и велел дневальному собирать хуторян на сходку.

Немного погодя в правление пришел Нефед Мироныч и недовольно спросил:

— Решил собирать сход? Ни к чему это. Кому надо знать про царскую бумагу, тот знает.

Калина плотней закрыл дверь своей комнаты и шепотом рассказал о своем разговоре с фронтовиками. Но закончил совсем не так, как хотел.

— Так что дурак ты, кум, и я такой же. С такими, как Дорохов, не свататься надо, а с лица земли снесть их всех, чтоб народ не баламутили. Про зятька твоего говорю. Это он наставил Федьку и Степана, и теперь от них можно всякого ждать.

Нефед Мироныч от таких слов стал темнее грозовой тучи. Впервые ему нечего было возразить атаману, и он задумчиво потеребил свою аккуратную черную с проседью бороду.

— Яшка все это наделал, сукин сын, и подбил меня, — виновато ответил он. — А что касаемо до меня, так я и во двор не пустил бы зятя такого… Но это дело подождет, а вот про Федьку и Степана басни ты плохие рассказал. И я так думаю: надо шепнуть казакам, какие понадежней, чтобы были в готовности на всякий случай.

В полдень зазвонили в колокола. Хуторяне уже знали, что вышел царский манифест, и, направляясь на сход, вполголоса расспрашивали друг друга о том, что повелел царь, какая и кому вышла воля.

Когда все старые и молодые казаки и мужики собрались возле правления, Калина вышел на крылечко, снял картуз и, подождав, пока следивший за ним с колокольни церковный сторож перестал звонить, стал читать манифест.

Было тихо, морозно. Слышалось, как хлопал и постреливал нефтяной двигатель на мельнице Загорулькина да шумели гурьбой стоявшие в стороне подростки. Кундрючевцы, обнажив головы, подобострастно смотрели на Калину и старались не пропустить ни одного его слова.

— «Объявляем всем верноподданным нашим…» — читал Калина важным басом и, подняв голову, крикнул подросткам: — Санька, Минька, я вам дам, паршивцы! Замолчите сию минуту мне!.. «Объявляем всем верноподданным нашим…»

Кундрючевцы обернулись, и каждый стал грозить своим детям.

Дочитав манифест, Калина заключил:

— Вот так, значитца, повелел государь… Ура государю-императору!

— Ура-а! — дружно раздалось в ответ, и церковный хор запел «Боже, царя храни».

Едва хор умолк, на крылечко парадного поднялся Федька и, держа в руке шапку, срывающимся голосом обратился к хуторянам:

— Граждане мужики и казаки! Теперь вы знаете, что вышла свобода и говорить можно всем. Эта свобода, считайте, завоевана народом все одно как в боях. Теперь должна наступить новая всем нам жизнь. — Калина переглянулся с Нефедом Миронычем, кашлянул, а Федька продолжал: — Но какой, к примеру, ее сделать надо, жизнь новую, про то надо беспокоиться. Потому как мы есть фронтовики, то мы советуем: сейчас же назначить революционный комитет казаков и мужиков, чтоб он немедленно приступил к делу.

— Кхе-кхе, — кашлянул Нефед Мироныч и ехидно спросил: — Это какой такой комитет вам потребовался тут, интересно знать?

— А такой, какой отберет у соседнего помещика землю, — ответил Федька.

В толпе послышался шум, раздались голоса:

— Так он и отдаст ее вам, помещик.

— Они, чего доброго, и до нашей земли, до паев казацких, догребутся.

— А интересно, какую вы обработку будете делать, к примеру, этой земли?

Федька не растерялся, ответил:

— Догреблись до казацкой земли комитету нет нужды, потому она есть надельная и каждым казаком обрабатывается. А помещичью мы дадим мужикам, вроде тоже по паю, и они будут сеять на ней хлеб.

— Правильные думки. Назначить его в комитет! — раздались голоса.

Все обернулись на голос и увидели: это сказал дед Муха.

— От нас, от всех работников хутора, надо Семена назначить в комитет.

— А от казаков — Степана.

— А Загорулькина можно?..

— Хватит, хутор небольшой, — прервал этот голос Игнат Сысоич.

Нефед Мироныч люто посмотрел на свата, потом на атамана и гулко бросил:

— У нас атаман есть чи нету?

Калина выпрямился, оттолкнул Федьку и строго ответил:

— У нас атаман есть, и как я исполняю свой долг… — Но Федька прервал его:

— Тогда на том и кончим. Теперь, как мы есть комитет, мы заявляем всем казакам, чтоб не волновались. Земля ихняя нам не нужна, и пусть они ее сами обрабатывают на здоровье.

— Ишь ты какой добрый!

— А вот какие работникам по два года не платят за работу, тех надо поприжать, — сказал работник отца Акима.

— Это по. свободе, значит, поприжать?

Степан и Семен, растолкав казаков, подошли к крылечку, легко взбежали по ступенькам и сняли картузы.

— Граждане казаки и мужики, — смело обратился к толпе Семен: — Как я есть назначенный вами член комитета, то я так скажу: крикунам всем замолчать! Работникам объединиться, как все одно в одну семью, и держаться один за другого в жизни. Богачам сегодня же рассчитаться с ними со всеми за прошлый и позапрошлый год. Не разрешается бить работников и обижать таких, как сторож панского сада дед Муха.

— Пошли тебе господь здоровья, — промолвил дед Муха и прослезился.

— Постой, постой, горячий какой, ядрена Матрена, — направился на крылечко Нефед Мироныч, намереваясь сказать речь, но Степан опередил его.

— Мы, фронтовики, — сказал он, — так советуем: стоять нам нечего. Хватит, всю жизнь мы стояли, а которые тем часом карманы себе набивали, — бросил он на Нефеда Мироныча колючий взгляд. — Мы, комитет, просим хуторян забыть, какой из нас — казак и какой — мужик, и жить как хлеборобы и крестьяне то есть. И еще я хочу сказать: революционный комитет подсобит всем, какие нынче без земли, обзавестись помещичьей землей. Еще комитет не дозволяет производить разные подушные сборы — поборы с хуторян…

— Вот это дельные слова!

— И другие слова очень даже подходящие.

— Левады переделить бы, — это была бы польза всем, — предложил Игнат Сысоич.

— Как это переделить?.

— Промежду всеми хуторянами — как?

— И отмер за помол скинуть не мешало бы…

— Писаря надо скинуть и другого поставить.

— Да и на атамана узду накинуть не лишнее. Какие права он имел таить царский указ?

Голоса звучали все смелее, и их подавали уже не только мужики, но и казаки, и Калина растерялся. Но Нефед Мироныч не растерялся. Он вышел вперед и крикнул:

— Господа старики! Это что ж такое, а? Одному — свободы захотелось, другому — левады переделить, третьему — отмер на мельницах скинуть, а комитету — земли нашей схотелось?