Михаил Соколов - Искры

В зале, как волны прибоя, загремели аплодисменты и слились с восторженными голосами.

Леон подошел к Рюмину и сказал, аплодируя:

— Спасибо за добрые вести, Леонид Константиныч. Что сказать о вашем приезде партийной организации?

— Скажите, что член партии Рюмин готов выполнить любое задание организации, — дрожа от волнения, ответил Рюмин.

— Назад не повернешь, Леонид? — спросил Леон.

— На предательство я не способен, Леон.

Леон пожал ему руку и сказал:

— Продолжай… Кстати, подумай и сегодня же доложишь на комитете свои соображения об изготовлении на заводе бомб и холодного оружия.

На заседании комитета Вихряй и Вано Леонидзе доложили, сколько и какого оружия они привезли с Кавказа и сколько предполагают привезти еще. Ткаченко сообщил, что для боевых дружин пока куплено двадцать семь охотничьих ружей и пять пудов пороха и дроби и что черносотенцы купили за день пятнадцать ружей. По его же подсчетам у рабочих завода — охотников — имелось около ста ружей.

Леон записал цифры и заговорил, хмуря брови:

— Да, товарищи, неважные дела у нас, оказывается. Против сотни атаманцев и двухсот полицейских нам надо иметь не менее трехсот единиц оружия всякого рода. Триста единиц, — повторил он, не поднимая глаз, будто что-то подсчитывая, и продолжал: — предположим, что Вихряй и Вано раздобудут еще три-четыре ящика винтовок и маузеров…

Вихряй переглянулся с Вано Леонидзе и качнул головой, как бы говоря: «Легко сказать: раздобыть четыре ящика винтовок и маузеров! Как будто они на дороге валяются». Но Вано усмехнулся и подмигнул, как бы отвечая: «Ничего, раздобудем, дорогой мой».

— Предположим далее, что Лавренев, как организатор боевых дружин, и Ткаченко, как охотник, — продолжал Леон, словно разговаривал сам с собой, — обойдут здесь, в городе, всех охотников и заполучат еще хоть с полсотни ружей.

Теперь Лавренев и Ткаченко переглянулись, нелегкая задача!

Леон, медленно записывая в книжечку цифры, продолжал:. — Предположим далее, что Щелоков с ребятами сделает несколько набегов на полицейских, обезоружит их и добудет с десяток револьверов…

Щелоков поднял голову и ответил:

— За десяток револьверов ручаюсь. А может, добудем и больше.

— Ну, и если Леонид Константиныч изготовит десятка три бомб… — заключил Леон, — и тогда мы будем иметь всего лишь половину того, что желательно… Нужно обязательно попросить динамита у шахтеров.

Он обвел карандашом свои цифры и сказал:

— Я думаю, что никаких других возможностей у нас пока нет… Будут ли какие еще. предложения?

— У меня есть, — отозвался Вано Леонидзе, — Я предлагаю завтра же начать сбор денег на покупку оружия, как мы делаем в Закавказье.

— Правильное предложение. Других нет? — спросил Леон и ответил: — Нет. Таким образом, комитет решил: использовать все перечисленные способы для заготовки оружия и вооружения дружин… Товарищ Лавренев, доложите, как идет обучение рабочих стрельбе.

Лавренев стал докладывать о военной подготовке дружинников.

Едва Леон проводил друзей и запер калитку, как в ворота кто-то постучал. «Настя, от Федора», — решил он, зная, что Настя дежурила в больнице, и вышел открыть.

Это оказался Лука Матвеич. Леон помог ему внести в комнату чемоданы и с сожалением в голосе сказал:

— Какая досада!.. Немного раньше приехал бы, как раз попал бы на заседание комитета.

— Ничего, попаду в другой раз. Не прогоните же? — шутил Лука Матвеич.

Он был уже с усами, не такими большими, как прежде, но с настоящими усами, и одет был проще, и Леон подумал: «Жизнь… Только и думай, как бы где-нибудь не сцапали, да переодевайся три раза в день. И старуху свою, должно, видит раз в полгода».

Лука Матвеич вынул из кармана ключик от чемодана и отдал Леону. Потом снял пиджак и пошел к умывальнику.

Леон тотчас извлек из чемодана пачки газет и стал перебирать их. Развернул одну, прочитал:

«Растет восстание. Растет бессилие, растерянность, разложение самодержавного виттевского правительства. Растет вширь и вглубь организация самых различных групп, слоев и классов народа, организация революционных и контрреволюционных сил.

Таково современное положение. Его можно выразить словами: организация и мобилизация революции…»

Леон взглянул на подпись «Н. Ленин», на название газеты «Новая жизнь» и воскликнул:

— Новая, большевистская! Да еще и легальная! Чего же ты молчишь, старина?

— А разве я до этого меньшевистские тебе привозил? — с усмешкой отозвался Лука Матвеич.

Леон сел на стул ближе к лампе, погрузился в чтение.

Лука Матвеич достал из чемодана сыр, колбасу, потом взял стоявший на печке чайник и поставил на стол.

— Потом прочитаешь, — обратился он к Леону. — Будем чай пить, и ты мне расскажешь, о чем говорилось на заседании комитета.

— Решили готовить восстание, — сказал Леон.

— Хорошее решение. А… с чем восставать?

Леон неохотно оторвался от газеты и начал рассказывать о положении дел…

На следующий день в Совет пришел Егор Дубов и сообщил, что в город прибыл артиллерийский дивизион и что фронтовую сотню казаков хотят разоружить. Лука Матвеич стал расспрашивать у него о настроении казаков, но Егор Дубов замялся, смущенно ответил:

— Командира проводили домой, меня назначили командиром.

— Так с этого бы и начинал! — воскликнул Леон.

Только на днях он по просьбе Егора Дубова ходил к фронтовикам в казарму, разговаривал с ними о положении в стране, а затем порекомендовал избрать казачий революционный комитет и послать его представителей в Совет.

Казаки после того долго спорили, наконец избрали казачий комитет, без упоминания слова «революционный», а Егору Дубову поручили поддерживать связь с Советом.

Леон и это считал большим успехом. Однако именно с этого и началось. Командир артиллерийского дивизиона, узнав о решении казаков-фронтовиков, доложил по начальству и прислал Егору Дубову требование: распустить комитет и сдать командование сотней законно назначенному командиру. Егор Дубов посоветовался с Леоном и продиктовал писарю ответ. В нем говорилось, что казаки-фронтовики не подчиняются командирам пехотных солдатских частей. Тогда командир артиллерийского дивизиона прислал фронтовикам ультиматум: или они немедленно сложат оружие, или будут расстреляны из орудий. А Пахом сообщил Егору Дубову, что атаманцы получили приказ атаковать фронтовую сотню, если она не сложит оружия и не покинет города.

— Ну вот, — закончил Егор Дубов свое сообщение, — и заколебались мои казаки. Одни предлагали сдать оружие, другие советовали разъехаться по домам, третьи настаивали атаковать батарейцев и атаманцев. Три часа спорили и ни к чему не пришли. И тогда я решил: «А обману батарейцев, скажу, мол, комитет распущен». Так и ответил.