Вадим Шефнер - Лесное чудо

А Володька так и околачивался все около дома, точно это могло ему в чем-то помочь. Однажды он даже сунул мне в руку записку – маленькую бумажку, сложенную, как пакетик для порошка. «Передать лично Э.» – вот какая была на ней надпись. Я отнес записку Эльвире в пристройку, она прочла и сказала: «Пусть твой брат не пишет больше таких глупых записок, а то я вашей бабушке скажу». Об этом я доложил Володьке. Он очень обиделся и обозвал меня обормотом, который ничего не умеет сделать с умом. Но на другой день он сам же завел со мной разговор.

– Вот, предположим, одному человеку нравится одна девушка, но она старше его, и он ей не нравится. Вот если бы ты был этим одним человеком, то что бы ты делал?

– Ну, не знаю, – ответил я, польщенный таким вопросом. – Может, я не стал бы на нее внимание обращать – так ей и надо. А может быть, я отличился бы чем-нибудь, сделал бы что-нибудь там удивительное, вроде как в сказке, и она сразу бы влюбилась в меня до безумия.

– Что значит «удивительное», что значит «как в сказке»? – сердито спросил Володька.

– Не знаю, сразу не придумать, но только я бы сделал что-нибудь удивительное. Купил бы, например, велосипед – и на крыльцо поставил незаметно. Она бы удивилась, заохала, а я бы спокойно сказал: «Вот здесь ничего не было, а я захотел – и велосипед появился».

– Так кому велосипед-то? – буркнул Володька. – Тебя не поймешь.

– Велосипед – мне. Он мужской.

– Боже, какой ты еще дурак! – отплюнулся Володька. – Мне даже страшно – неужели и я в твои годы таким же был?

– Ты и сейчас не больно умный, – огрызнулся я. – Я к тебе с вопросами не лезу, а ты ко мне лезешь.

А он, хоть и дураком меня обозвал, стал после этого разговора как-то живее. Стал в лес ходить, стал из дому пропадать – только без меня. Один раз ушел с утра и вернулся поздно-поздно. Бабушка сказала ему, что так нельзя, что он ударяется из одной крайности в другую.

А он сказал, что тренируется в дальней ходьбе. Каждый умный человек должен развивать свои ножные мускулы.

Однажды он напомнил мне, что давненько не были мы на нашей табачной плантации, – надо бы побывать там. И мы пошли в ольшаник, в самый конец низинки.

Там на полянке у нас были разложены для просушки срезанные ветки ольхи. Это был наш табак. В затяжку мы тогда еще не курили, так что нам было все равно, чем дымить. Мы свертывали из газетной бумаги большие козьи ножки, растирали между ладонями бурые высохшие листья – и закуривали. На этот раз наш тaбак часто загорался вместе с бумагой, и приходилось слюнить пальцы и гасить огонь: мы давно здесь не были, и листья очень уж пересохли.

– Вот и накурились, – удовлетворенно сплевывая, сказал Володька и запел:

Он допел всю песню до конца, до того места, где девушка, не дождавшись капитана, в которого она тоже влюбилась, кидается в море с маяка, и в заключение сказал:

– Давай пойдем куда-нибудь пошляемся. Культурный человек должен иметь хорошо развитые ноги, надо больше ходить.

– Пойдем на речку, – предложил я.

– В этой речке только свиньям барахтаться, – ответил Володька.

– Ну пойдем на Дальний хутор к качелям.

– Я не ребенок, чтобы на каких-то там дурацких качелях качаться.

– Ну в лес пойдем.

– В лесу тоже ничего интересного нет, – лениво ответил он. – Ну, если тебе уж так хочется, то пойдем.

Мы поднялись на невысокое взгорье и вошли в лес.

Здесь было тихо и безлюдно. Грибникам еще рано было сюда, а ягоды собирали в другом лесу, в том, что за речкою. Мы не спеша шли по еле заметной тропинке, Володька впереди, я сзади.

– А заблудиться не боишься? – спросил вдруг Володька. – Ведь этот лес, говорят, до самого Новгорода идет. Вдруг заблудимся?

– Я не боюсь, – ответил я. – Чего бояться? В прошлом году здесь двое ребят, говорят, заблудились, так их лесник нашел и домой привел.

– А как фамилия нашей хозяйки, ну? – Володька помедлил и выговорил первую часть фамилии Аннушки.

– …ниеми, – торжественно докончил я. – Пойдем назад, что ли?

– Давай отдохнем, – возразил Володька. – Гляди, вон там какая полянка уютная. Пошли туда.

Мы свернули и вышли на полянку. Там было много пней.

– Ой, что там на пне такое? – крикнул вдруг Володька и побежал к одному старому пню. – Гляди, будильник! Чур, я нашел!

Действительно, на старом пне стоял будильник. Обыкновенный будильник, на вид совсем новенький.

– Он настоящий? – спросил я.

– Вроде бы настоящий, – ответил Володька, беря его в руки. – Только не идет, попробую завести.

Он завел часы, тряхнул – они затикали.

– Идет!

Да, будильник был настоящий, с маркой треста точной механики, и он шел и мог звонить. Но это-то и было самое странное: лес, пень, на пне будильник.

– Я его домой понесу, – прошептал Володька. – Идем скорей домой!

– Может, его забыл кто-нибудь здесь?

– Кто может забыть будильник в лесу? Сам подумай своей головой – кто может позабыть в лесу будильник?

– Так ведь как-нибудь попал он в лес! – крикнул я. – Ведь он не сам на пень прискакал.

– Может, и сам, – серьезно ответил Володька. – Может, это чудо.

– Ерунда! Раз бога нет, то и чуда не может быть.

– Бога нет – это одно дело, а чудеса все равно могут быть, без всякого бога, – это другое дело.

– Ты сам, верно, его подсунул сюда, а теперь говоришь – чудо. А где деньги, что ты на коньки с ботинками копишь? Покажи! Меня-то не облапошишь!

– Вот чудак, – удивился Володька, – зачем мне будильник совать сюда? Что я – сумасшедший?

Голос у него, когда он произносил эти слова, был очень искренний.

Но вот мы дошли до дома.

– Володя в лесу будильник нашел, – ошарашил я бабушку. – Самый настоящий. С ходом и со звоном.

– Господи, что за чушь. Почему – будильник? Как будильник в лес может попасть?

Она осмотрела будильник и признала его настоящим. Старушка дачница тетя Людмила, пришедшая за солью с соседнего хутора, покачала головой и сказала робко:

– Век прожила, но чтоб будильники на пнях росли – не видывала. Не к добру это. В прошлом году наводненье страшное было, а теперь вот будильники на пнях появились. Может, это бог знаменье явил?

– Только и дел у бога, что будильники на пни ставить, – сердито возразила бабушка. – Да и будильник-то нынешний, советский… Бог такими делами не занимается, и незачем поминать его имя всуе. Если он захочет явить знаменье, то он, скажем, возьмет и исцелит страждущего. Или, наоборот, сокрушит грешника.

На эту суету пришел сосед, дачник-зимогор, таинственный человек. Он носил бородку, ходил в потрепанной куртке хорошего сукна с золотыми пуговицами. Он никогда ничему не удивлялся и никогда не мылся по утрам, в чем мы ему завидовали.