Владимир Рублев - На окраине города

— Ну!

Лена печально усмехнулась, подумав, что и ее Володя сейчас чужой, он не поймет, как тяжело на сердце. А как хочется, чтобы именно он-то до конца, искренне понял: она-то ведь ни в чем не виновата.

— Зачем же ты пришел? — тихо спросила она, чувствуя, как к горлу подступает какой-то горький комок и она вот-вот расплачется. — И нукать на меня нечего, я этого не заслужила.

— Вон ты как! — зло сказал Володя. — Если так, то…

— Да, да, уходи… — перебила она его. — Уходи, пожалуйста, если ты пришел только грубить. И вообще…

— Подумаешь — уходи! — скривился Володя и, презрительно пожав плечами, добавил: — Можно сделать такое одолжение… Если вам так хочется.

И быстро вышел из комнаты.

Когда вернулась Надя, она увидела, что Лена, навалившись на подоконник, горько плакала.

Выйдя из подъезда, Володя остановился. Был обеденный перерыв. Опустела территория стройки, лишь возле конторы строительства да около растворомешалки, где занималась комплексная бригада Шпортько, были рабочие. Но идти к ребятам не хотелось, Володя стороной пошел к выходу со стройдвора.

— Горелов! — услышал он голос Романа Михайловича, но все так же невозмутимо продолжал путь.

Роман Михайлович покачал головой: увиливает что-то парень от занятий. А того не поймет, что для его же пользы все делается.

Но долго раздумывать о Володе было некогда. Сегодня на занятия собрались почти все ребята. В то время, когда они готовили песок и цемент для завалки в растворомешалку, Шпортько уже начал приглядываться к каждому, отмечая про себя, кто быстро схватил его объяснение и сейчас уверенно выполняет задание, а кто оглядывается по сторонам, словно ища поддержки.

Да, разные люди собрались в бригаду. Любо смотреть, как спокойно, неторопливо и точно действует Коля Зарудный, заправляя растворомешалку, регулируя подачу воды, песка и цемента. Внимательно приглядывается к его работе Леня Жучков, и когда настает его очередь, он действует не менее уверенно, и раствор у Лени получается также чистый, полноценный.

Но вот к растворомешалке становится Кирилл Козликов. Он беспокойно прислушивается к репликам столпившихся ребят, сначала дает очень много воды, потом, спохватившись, торопливо нагружает песок и цемент. В результате замес получается бракованный.

«Растерялся парень, — отмечает Роман Михайлович. — Надо почаще давать ему самостоятельные задания, чтобы привыкал работать без оглядки, надеясь только на себя».

Решив, что ребятам еще хватит времени пообедать в институтской столовой, где обслуживали очень быстро, Роман Михайлович распускает их. Но тут подходит парторг и воспитатель, ребята окружают их.

— Ну, Роман Михайлович, — здоровается со Шпортько Степан Ильич, — доволен своими орлятами?

— Пока еще нет, — улыбается в усы Шпортько. — Посмотрим, как дальше дела пойдут. От них все зависит, от орлят.

— Ну, они не подведут, — подхватывает Степан Ильич. — Правда, Жучков?

Леня смущенно пожимает плечами:

— Кто его знает.

— Ну нет, — покачивает головой Астахов. — Такой ответ мне просто не нравится. Надо открыто, решительно заявить: да, уж если мы пошли в комплексную молодежную бригаду, то даем твердое слово — не уроним ее чести! Разве это не так, Жучков?

Леня ловит на себе веселые взгляды ребят и улыбается:

— Конечно, так!

— А где же наш герой, Горелов? — вспоминает Степан Ильич, оглядывая ребят.

— Ушел куда-то, — говорит Роман Михайлович.

— Почему же — ушел? А все другие занимаются, — хмурится Степан Ильич. — Нет уж, Роман Михайлович, давайте так договоримся: один за всех, все — за одного в ответе, требования общие для всех и для каждого в отдельности. По секрету сказать, думка у меня есть одна относительно вашей бригады, и хотя рановато говорить об этом, но утаивать от вас не буду, чтобы вы заранее ориентировались в своих действиях на это. Думаю, что у вас есть все данные, чтобы вступить в соревнование за звание бригады коммунистического труда. Но крепко подумать вам об этом придется. Тут уж никакая мелочь не должна оставаться вне вашего внимания. Коллектив у вас должен быть по-настоящему крепким, честным и чистым во всех отношениях.

Степан Ильич сразу уловил, какой живой огонек интереса вспыхнул в глазах ребят. Да, они уже слышали о коммунистических бригадах. Но эти бригады были где-то, никто на стройке еще не видел рабочих, добившихся такого высокого звания. А вот сейчас парторг говорил о том, что они — и Леня Жучков, и Коля Зарудный, и Василий Вихрецов, и Михаил Чередник и все другие из комплексной бригады — будут вскоре соревноваться за это звание. Необычные чувства волновали ребят, с удивительной ясностью все осознали: коммунистические бригады — это не кто-то, ведь они сами могут быть одной из этих бригад.

Неожиданно прозвучал звонкий удар: обеденный перерыв окончен; но никто из ребят пи слова не сказал о несостоявшемся обеде.

— Роман Михайлович, — сказал Астахов, задерживая Шпортько. — Вот Лобунько настаивает, чтобы всю вашу новую бригаду завтра с обеда направить к соседям, в строительно-монтажное управление. Пришлось нам с начальником стройки бой сейчас выдержать, все-таки сорок человек отрываем от работы. Как ты на это смотришь?

Вскоре договорились, что лучше, конечно, побывать в передовом стройуправлении всей бригаде, но для этого надо продумать весь ход экскурсии, чтобы она принесла больше пользы.

— Да, кстати, неплохо бы ребятам понаведаться в больницу к Киселеву, — сказал парторг Виктору. — Организуй, пожалуйста, это. Адрес я вам дам, — и помолчав, добавил: — Парень-то, оказывается, вел себя с этими ворюгами, как мне сообщили в милиции, просто самоотверженно. Это можете и всем ребятам говорить, чтобы не было кривотолков. Ты что хотел, Вихрецов? — неожиданно спросил он паренька, робко ожидавшего, когда парторг освободится. — Да ты подходи, подходи ближе, если что ко мне есть…

Вихрецов подошел, смущенно глянув на Лобунько и Романа Михайловича:

— Да у меня… Может, вечером я зайду?

— Смотри, конечно, — согласился Степан Ильич: — А если Лобунько и Романа Михайловича стесняешься, то напрасно. Что я не додумаю, они помогут.

— Плохо дома у меня, Степан Ильич, — хмуро сказал Вихрецов. — Хоть беги.

— С женой плохо? — насторожился Астахов, зная, что Василий Вихрецов только весной женился.

— Нет, не с ней, — покачал головой Вихрецов. — С родителями ее никак не могу поладить.

Оказалось, что родители жены Василия, люди зажиточные, очень крутого нрава, никак не могут примириться с тем, что их дочь Настенька вышла замуж за простого плотника.

— С работы придешь и, если Настеньки нет, даже на стол чашки с супом не поставят. Примак, говорят, ты, а примак — это все равно что батрак…