Виктор Подольский - Елена

— Так точно, товарищ лейтенант, диван, — отрапортовал Яша. — Вот вам с Леной ключ, вы идите, а я сейчас, что-нибудь в «Гастрономе» соображу к ужину, а то на квартире у старого холостяка и постоянного клиента общепита не густо, если не сказать пусто.

— Я с вами, Яков Филиппович.

— Отлично, Саша, две руки хорошо, а четыре лучше. Пошли.

— …Понимаешь, Леночка, не могла я уехать, не повидав Курганского, — села на скрипучий стул Маша. — Уже около часа возле его дома хожу. Только Якову — ни слова. Не могу, понимаешь, не могу я без него.

Маша опустила голову и неожиданно, по-детски всхлипнула.

— Успокойтесь, Мария Герасимовна, дорогая. Это же замечательно, чудесно! Ему ведь так плохо без вас. Я это знаю. Разве вы не видите, не читаете в его глазах?

— А костяшка? — она горько и даже зло глянула на протез.

— Да разве за это любят или не любят, душа вы моя милая, — горячо заговорила Елена. — Смотрите, сколько молодых, здоровых женщин вокруг, а любит он вас одну, одну-единственную. Вы же красивая, одухотворенная, Машенька, — Лена поцеловала ее в щеку.

— Все! Об этом нашем разговоре никому, Леночка, — и Маша, улыбнувшись, отчего ее милое смуглое лицо стало еще более привлекательным, лукаво сказала:

— Ну, держись за бока. Твоя «красавица» — победитель. Да, да. Маленький районный отель занял в республиканском конкурсе призовое место. Знай наших!

— Поздравляю!

— Еще не все, погоди. После заседания бюро ваш председатель горисполкома Огнивцев предложил мне перейти на работу в областной центр директором новой многоэтажной гостиницы, которая на днях сдается. Умора, правда?

— А в газету не тянет, Машенька?

— Еще как! Но это уже не в моих силах — мотаться по районам…

— Тогда соглашайтесь, обязательно.

— А как же, — задорно отозвалась Маша. — Раз человека выдвигают, почему ему уклоняться?

И, вынув из сумочки пудреницу и помаду, принялась «наводить красоту».

— Поздравляю, — весело повторила Лена, — только одно условие: для газетчиков, этих вечных кочевников, путешествующих за добром и ополчающихся против зла, всегда находить в гостинице койку. При всех условиях и при всех обстоятельствах.

— Хитрая! Ну так и быть. Клянусь, клянусь, клянусь! — смешливо произнесла уже совсем повеселевшая Маша.

Когда Елена вошла в кабинет первого секретаря, Корниенко поднялся и пошел ей навстречу.

— Рад с вами познакомиться, Елена Ивановна. Садитесь, пожалуйста. Не стану скрывать: ваша статья доставила нам много треволнений.

— Я понимаю, — вздохнула Ивченко.

— Буду откровенен до конца. От души хотелось, к чему лукавить, чтобы она не подтвердилась и доброе имя Смирнова осталось незапятнанным. Всегда больно разочаровываться в людях, тем более таких, как Игнат Фомич. О Яшевском говорить не стану: нет жалости к нему, — жестко проговорил Корниенко.

Лена промолчала.

— Но раз факты статьи, к сожалению, вы поймите меня правильно, подтвердились, то я хочу как старший товарищ пожать вам руку и поблагодарить. Когда молодой коммунист, можно сказать, вчерашний студент, с открытым забралом идет вместе с селькором на штурм зла, зная, что партийная правда сильнее всех должностей и званий — это хорошее начало пути. Я ведь знаю, кое-кто вас отговаривал, стращал. Правда? Но вы не Дон-Кихот, Елена Иванова, а реалист, понимающий правду наших дней и твердо уверенный, что его поддержат.

— Конечно, — тихо подтвердила Елена.

— Я желаю вам успеха на этом пути. Между прочим, — продолжал Корниенко, — я тоже полгода был газетчиком, есть такой грех, редактировал по совместительству заводскую многотиражку, когда был секретарем завкома комсомола. Нелегкий у вас хлеб. Знаю, как придирчиво читают каждое слово, но знаю и как прислушиваются, верят ему, какая это сила. Помню, мы в нашей небольшой заводской газете рассказали об опыте уральской работницы Подовой, которая взяла на социалистическую сохранность станок. Какой был отклик! Буквально во всех цехах следовали примеру, обещали трудиться без аварий, добиваться, чтобы дольше и надежней служило оборудование. Письма от рабочих завода засыпали нашу маленькую редакцию. Но мы, — засмеялся Корниенко, — не только выдержали этот поток, но и напечатали почти все письма. Досталось, между прочим, кое-кому на орехи, задели начальника механического цеха, который стоял в стороне от нового начинания. Он — на дыбы, к секретарю парткома, директору — жаловаться: обижает многотиражка. Ему разъяснили деликатно, а он снова в позу. Что ж, еще раз ему в газете нашей напомнили, но уже пожестче, больше соли дали, горчички добавили — подействовало! Дошло. Взялся по-настоящему передовой опыт внедрять, а ведь в этом цехе самый большой станочный парк.

— Все мы одно делаем. И маленькая многотиражка, и большая центральная газета, — заметила Елена.

— Ну, уж если говорить откровенно, то наша областная газета о передовом опыте и его распространении пишет не очень часто да и пресно, скучновато, — продолжал Корниенко. — Вы не обижайтесь. Но начнешь порой читать и ко сну тянет… Нет, нет, не смотрите на меня так жалостно, Елена Ивановна, — снова заулыбался секретарь. — Я читаю газету, как правило, утром, а не на ночь, на сон грядущий. Ну я, предположим, дочитаю корреспонденцию, мне это по должности положено. А остальные читатели?

— У нас, Григорий Петрович, в коллективе есть очень способные люди, — тихо, но твердо возразила Ивченко.

— Верю, верю, — оживился Корниенко. — Фельетоны Пономаренко люблю. Остры, умны. Статьи на партийные темы Сергиенко читаются. Есть в них изюминка. Комментарии Курганского к письмам заставляют задуматься, оглянуться. Умеет заинтересовать читателя Савочкин. И бесхитростные рассказы Быховского хороши! Свой цех и своих друзей вспоминаю. Очень квалифицированы статьи на моральные темы Вишневой. Обязательно заденут чью-то струну. А передовицы Захарова? Их всегда отличишь от других — мысли, аргументы, знание дела, доходчивость. Вам, можно сказать, в редакции повезло.

— Начинать работать при таком умном и понимающем творчество редакторе — не каждому выпадает, — охотно согласилась Лена.

— Ну, ну. Вы уже и панегирик начальству. Еще и оду напишите.

— А вы меня к этому подтолкнули, — пошутила Лена.

— Э-э, вы, я вижу, умеете не только нападать, но и отбиваться, — живо проговорил Корниенко. И уже серьезно продолжил — Захаров в самом деле стоит самых добрых слов. Побольше бы таких. Но не все еще удается газете, да и не все у вас инициативу проявляют.

— Я сама без году неделя в коллективе.

— Я все понимаю и просто высказываю свою точку зрения, — проговорил Корниенко. — Мне бы хотелось, чтобы вы и все ваши товарищи твердо знали: каждое, помните, каждое интересное, полезное начинание газеты, каждое принципиальное и правдивое (не на пять процентов, а чуток побольше) обком партии всегда заметит и поддержит. Разумеется, не обязательно по каждой корреспонденции выносить постановление.